Кавказ без моря - [29]

— Нет. Просто гладит их, разговаривает с ними.

— Может быть, молится?

— Вчера пришла ко мне, сказала, что будет плакать, если вы уедете… Ей свойственны и другие странности, фантастические. Есть такое явление — телепортация… Но сейчас об этом говорить не хочу. Возможно, мне кажется, мнится… Посоветуйте, что делать? Могу отвезти её в Тбилиси к врачам, можно в Москву. Но к каким врачам? Психиатрам? Когда Нодар рассказал мне о вас, я подумал — «Вот кто даст совет, что‑то объяснит».

— Никаких психиатров! Никаких врачей! Неужели, Владыка Георгий, вы не понимаете, девочка — олицетворённая тайна Божия!

— Но мать настаивает, говорит — «Что её ждёт?».

Интересно, что наш разговор прервала именно Мзия. Она, безусловно, каким‑то образом узнала, что мы говорим о ней. Постучала в дверь молельни и, открыв её, встала, как в раме в своём длинном ситцевом платьице в синий горошек, молча смотрела на нас, с укором.

Я подумал, что она подслушивала, но спохватился: глухая.

Сегодня после утреннего кофе я, по просьбе епископа, уехал, не попрощавшись с ней. Нодар остался ждать своих коллег из Тбилиси. Сказал, что, с моей помощью, совершено большое научное открытие. Сердечно расцеловались. Везу с собой его греческих дельфинов.

…Спуск из страны ущелий и пропастей на равнину скучен и пошл. Высокая будка ГАИ на бетонных ногах. Лежащая в стороне мощная цепь с частыми стальными зубьями на случай перекрытия дороги, набитый салом гаишник с жезлом. Пропускает. Не пристал. Чего возьмёшь с плебейского «газика»?

Скучна и равнина по обе стороны переполненной транспортом магистрали. Всё потонуло в холодной пыли — брошенная в полях под открытым небом сельхозтехника, низкие домики с плоскими крышами, грязные бетонные заборы с торчащими за ними заводскими корпусами, дымящими трубами. Тоска. И это Кавказ, который я до сих пор всегда видел с той, южной стороны. Вместе с морем.

Ох, как захотелось вонзиться телом в синюю, солёную толщу, перевернуться на спину, увидеть небо, торжественное шествие гор, покрытых зеленью.

Смешно докучать Хасану — снова спрашивать, в какой стороне море…

Вот впереди и трамвайное кольцо на окраине города. Какой‑то человек, отделяется от толпы на остановке, сорвав с головы широкополую шляпу, изо всех сил машет нам.

— Заслуженный артист драмтеатра, снимается в вашем кино, — говорит Хасан.

— Знаю его, видел. И на почте, и на съёмках в павильоне. Типичный Актёр Актерыч.

Тот нахлобучивает свою чёрную шляпу, влезает на заднее сиденье приостановившейся машины.

— Гигантское мерси, Хасан! Трамвая, как всегда, нет и нет. Куда, если не секрет, держите путь? На киностудию?

— В гостиницу обкома, — отвечает Хасан.

— Эх, сделали бы крючок на Главпочту. Извещение получил. На посылку!

— Обязательно первым делом заедем на Главпочту, — вмешиваюсь я. — Мы с вами уже как‑то встречались. «Раз–два–три–четыре–пять, вышел зайчик погулять». Не так ли?

— И я вас помню! Вы — человек, приносящий удачу! В тот раз я получил от неё денежный перевод. А сейчас извещение на посылку! Честно скажу, всю ночь сгорал от нетерпения, что там? Наверное, продукты, может быть, и бутылочка… Тогда сможем распить на троих! Эта история достойна Шекспира. В прошлом году, зимой, наш театр был на гастролях в Москве. Декада искусств народов Северного Кавказа. Сами понимаете, много встреч. Однажды после спектакля зашёл к одним знакомым, другим. Вышел. Метро уже не работает. Денег на такси не осталось. А на улице мороз. Спьяну забыл, на какой улице гостиница, как называется…

Пока Актёр Актерыч рассказывает свою историю, мы переезжаем по мосту через речку, едем по набережной. Вон, из‑за парапета видна крыша стоящего на сваях домика, где живёт Хасан, и я впервые чувствую — город успел войти в сердце. Может быть, когда‑нибудь напишу обо всём, что здесь со мною происходило…

— Забрёл с Арбата в какой‑то переулок, дрожу, как цуцик, сунулся в подъезд какого‑то дома. И тут меня нашла женщина. Толстая, тёплая. Водитель автобуса, она возвращалась с работы. Устроила мне горячий душ, положила с собой спать. К утру всё было постирано, выглажено. Позавтракали. Дала стопку водочки на дорожку, сказала, что в первый раз познакомилась с живым артистом, взяла адрес, обещала приехать в гости. Зовут её Маша. Мария Ивановна. В гости так и не приехала. Писем не пишет. А вот переводы несколько раз получал. И вот теперь, представьте себе, посылка!

… Подъехав к ступенькам Главпочты, мы, первым делом, выпускаем из машины горящего нетерпением Актёр Актерыча. Гляжу на его шляпу, на перекинутый через плечо длинный конец выгоревшего красного шарфа, я вдруг понимаю, на кого похож этот человек: вылитый актёр со знаменитого плаката Тулуз Лотрека. Только вряд ли тот был так несчастен.

Продираюсь сквозь заполнившую ступеньки, несмотря на утренний час толпу бездельников в кожаных плащах и куртках. Чувствую на себе чей‑то пристальный взгляд. Незнакомый узкоглазый человек в пыжиковой шапке, в дублёнке. Лишь оказавшись в очереди к окошку «до востребования», соображаю. Это — Ахмед.

Пока стоящий впереди меня Актёр Актерыч получает свою посылку, думаю о том, что нужно срочно мотать из этого города, ни в коем случае не связываться с поисками чемодана… Наконец протягиваю в окошко паспорт.