Кавалер Сен-Жюст - [56]

— А это что такое? — гневно спросил Сен-Жюст, обращаясь к Тюилье.

Тот лишь пожал плечами. Сен-Жюст взял мальчика за плечи и вывел на освещенное место.

— Кто ты? Как твое имя?

— Меня зовут Шарль, гражданин комиссар.

— Откуда ты знаешь, что я комиссар?

— Это видно по тому, как вы держитесь, гражданин.

«Он наблюдателен», — подумал Сен-Жюст, продолжая внимательно рассматривать мальчика.

— А сколько тебе лет, Шарль?

— Скоро исполнится двенадцать, гражданин комиссар.

— Боже мой! Они скоро начнут арестовывать грудных детей! А ну-ка, Пьер, разыщи Дьеша и приведи сюда немедленно.

Ребенок смотрел прямо в глаза Сен-Жюсту.

— Кто же задержал тебя? — спросил тот.

— Люди в длинных халатах, гражданин.

— А по какой причине? Твои родители — эмигранты?

— Нет, гражданин, мои родители честные патриоты. Отец — председатель трибунала, а дядя — командующий батальоном.

Подбежал Дьеш. Лицо его было помято после сна.

— С приездом, гражданин комиссар, — пробормотал он.

— За что арестован этот ребенок? — резко спросил Сен-Жюст.

— Он арестован не по моему приказу… Это все «Пропаганда»…

— Которой ты покровительствуешь?

— Уже нет, гражданин комиссар… Они арестовали его, поскольку он жил рядом с подозрительными. Он приехал из Франш-Конте…

— А ты, генерал, приехал из Руерга, не так ли? Значит, тебя тоже нужно арестовать? — И, не обращая больше внимания на трепещущего коменданта, Сен-Жюст снова обратился к мальчику: — Ты свободен, Шарль. Возвращайся в свою гостиницу, и поскорей.

Когда мальчик был уже у двери, Сен-Жюст вдруг окликнул его:

— А для чего ты прибыл сюда и чем здесь занимаешься?

— Я изучаю греческий язык, — с готовностью ответил Шарль.

— Да кто же в этом захолустье может преподавать греческий?

— Евлогий Шнейдер, гражданин комиссар.

— Снова Шнейдер, — пробурчал себе под пос Сен-Жюст, а затем сказал громко: — Да разве этот капуцин знает греческий?

— Он один из лучших переводчиков Анакреона, гражданин.

— Шнейдер — анакреонист? Поразительно!.. Ну иди же, изучай Анакреона, но если я узнаю, что ты позаимствовал у своего учителя и нечто другое, тебе несдобровать!..

Мальчик, конечно, не понял смысла последних слов. Довольный, он ушел. Он благополучно пережил эпоху террора, а впоследствии стал известным писателем Шарлем Нодье. И на всю жизнь сохранил память о том, кого враги назовут «архангелом смерти».

На следующий день вернулся генеральный администратор по снабжению Гато. Он сумел добиться поставок, вполне удовлетворявших нужды армии. Соседние департаменты регулярно давали необходимое количество зерна, фуража, мяса.

— Сегодня, — сообщал Гато, — реквизиции обеспечивают двадцать быков в неделю, что составляет сотню в месяц, — такого еще не бывало ни в Рейнской, ни в Мозельской армиях. Но…

— Без «но» мы никак не можем, — проворчал Сен-Жюст.

— Но многое осложняет группа Шнейдера, именующая себя ныне «Революционной армией департаментов Рейна и Мозеля»…

— В этом названии их ахиллесова пята, — тихо заметил Сен-Жюст, — поскольку закон четырнадцатого фримера ликвидирует революционные армии вне Парижа. Но продолжай, и, пожалуйста, подробнее.

Гато продолжал. Главной силой Шнейдера, присвоившего себе звание «гражданского комиссара при революционной армии», была разветвленная сеть агентов, «комиссаров», которые назначали по собственному усмотрению мировых судей и администраторов во многие места Нижнего Рейна, от Агно до Бара, причем эти ставленники зачастую соперничали с властями, утвержденными Сен-Жюстом и Леба.

Сен-Жюст задумался. Потом спросил:

— Скажи-ка нам по совести, Гато, скажи и ты, Тюилье: враждебна ли революции и республике деятельность всех этих людей?

— Вопрос не простой, — ответил Гато, переглянувшись с коллегой, — казалось бы, они делают то же, что и мы: проводят максимум, укрепляют курс ассигната и осуществляют реквизиции. Но…

— Опять «но». Объясни же, в чем дело?

— А в том, — вмешался Тюилье, — что эти самозванцы попирают закон и порядок; подрывают доверие к республиканским властям; в том, наконец, что они иностранцы!

«Иностранцы, — подумал Сен-Жюст. — А не перекликается ли это с тем, о чем мы с Робеспьером толковали в Париже?»

— Конечно, — с жаром подхватил Гато. — Сам Шнейдер — австрийский монах, ученик иезуитов, иллюминат.[27] Вся его свита — австрийские и прусские выходцы. И заметь: они спелись с «Пропагандой», хотя та призвала бороться с иноземцами!

— Все это мы учтем, — сказал Сен-Жюст. — Но есть ли факты, порочащие Шнейдера и его «комиссаров»?

Факты Гато привел. Он показал, что шнейдерианцы не заботились о законных формах. Судили люди, не имеющие должности судьи, взимали штрафы с кого придется и не отчитывались перед вышестоящими властями. Так, подручный Шнейдера Неслин, не будучи судьей, засудил в Шлештадте на смерть человека и, наложив штраф в 3 тысячи ливров, сдал в казну 2 тысячи. Другой «комиссар», Велькер, нагрянул в Мольсем с военным отрядом и, наложив на город штраф в 1650 ливров, не сдал в казну ни су. Это лишь два примера, взятые наугад, — закончил Гато. — А в общем, они натворили много, и особенности в отношении женского пола. Вот папка, где все изложено с указанием мест и имен.