Кавалер Сен-Жюст - [32]
«Так и есть, вот появились и „класс“, и „удар“. Дальше пойдет еще сильнее».
— Довольно щадить изменников! — повысил голос Шометт. — Пришел день суда и гнева. Пусть формируется Революционная армия, пусть она пройдет по департаментам, пусть за ней шествует грозный трибунал и орудие, одним ударом пресекающее заговоры!
Пока прокурор говорил, манифестанты стали проникать в зал. В руках у них были транспаранты с революционными лозунгами. Занимая свободные места, санкюлоты овладели партером. Вошла депутация якобинцев. Ее оратор потребовал суда над изменниками.
— Поставьте террор в порядок дня! — закончил он. — Будем на страже революции, ибо контрреволюция царит в стане наших врагов!
Сен-Жюст видел, что Робеспьер нервно ерзает; казалось, председательские обязанности в этот день крайне тяготили его. Теперь он поднялся и проговорил:
— Враги народа давно провоцируют его месть. Народ на страже, враги его погибнут. Мы озабочены бедствиями народа. Пусть же благонамеренные граждане теснее сплотятся вокруг Конвента!..
На смену Робеспьеру спешит Дантон.
— Когда народ требует, — гремит его голос, — надо применять те методы, что он выдвигает, как диктует гений свободы!
Гром аплодисментов отвечает оратору. Слышатся крики:
— Слава Дантону! Да здравствует республика!
— Нужно довести революцию до конца! — продолжает Дантон. — Пусть не пугают вас попытки контрреволюционеров поднять мятеж в Париже. Конечно, они стремятся погасить очаг свободы; но патриоты, сотни раз устрашавшие врагов, живы и готовы ринуться в бой. Умейте управлять ими, и они снова разрушат козни!..
«Вот это прием! — подумал Сен-Жюст. — Демагог вроде бы выручает Робеспьера и тут же низвергает его; показав, что проект восстания — дело рук контрреволюционеров, он стремится вырвать санкюлотов из-под влияния Эбера и Шометта и сам стать во главе их, чтобы закончить революцию по своему вкусу! И большинство депутатов его понимает. А вот понял ли Робеспьер?..»
Робеспьер как будто тоже понял. Он передал место председателю Тюрио, а сам поспешно вышел из зала.
Сен-Жюст решил дождаться результатов. Его внимание привлек худощавый бледнолицый человек, несколько раз очень резко выступавший и теперь, словно аккомпанируя ораторам, громко повторявший одно слово: «Действовать, действовать, действовать…» Сен-Жюст едва знал этого депутата, но вспомнил его необычное имя: Бийо-Варенн.
Между тем Барер подвел итоги:
— Поставим террор в порядок дня… Роялисты хотят крови — дадим им кровь заговорщиков, разных бриссо, роланов, марий-антуанетт… Они хотят сокрушить конституцию — конституция низринет их!.. Они хотят погубить Гору — Гора их раздавит!..
«Ну и ну, — подумал Сен-Жюст, — поверил бы кто три месяца назад, что ты будешь так говорить?..»
Все было ясно. Он отправился искать Неподкупного.
Неподкупный пребывал в глубокой задумчивости и, казалось, не заметил его прихода.
— Ты почему умчался? — спросил Антуан.
— Мы попадаем в объятия контрреволюции, — мрачно изрек Робеспьер. — Я с величайшим трудом сокрушил этих «бешеных», но им на смену грядет новое пополнение выкормышей Коммуны…
— Они выступают от лица голодающего народа, да еще пытаются смягчить положение, сводя все к чисто политическим мерам.
— Не спорю, народ голодает, но это используют интриганы…
— Так будет всегда, пока народ остается голодным.
— Нужна единая воля, — помолчав, сказал Робеспьер.
Сен-Жюст рассмеялся.
— А, наконец-то и ты пришел к этому выводу… Браво, лучше поздно, чем никогда… Но что же будет в этом случае с демократической конституцией, блага которой ты недавно расписал мне столь яркими красками?..
Робеспьер ничего не ответил.
— Нужна единая воля, — повторил Сен-Жюст. — Это ты точно сформулировал. Но заметил, что это понял и Дантон?
— Дантон хорошо говорил сегодня.
— Уж куда лучше. Да только это была ловушка, расставленная всем честным патриотам. Дантон громыхал о народе и революции, но делал это, как всегда, из эгоистических соображений.
— Ты преувеличиваешь.
— Отнюдь. Вспомни, как вел он себя во главе «комитета общественной погибели». Дантон — приспособленец, играющий и нашим и вашим. Но теперь он понял: если сегодня не окажется на самом верху, то завтра его дело дрянь, совсем дрянь. И вот он старается изо всех сил, твой растленный Дантон.
— Ну, это уж ты хватил.
— Не притворяйся простаком: ты все видишь не хуже меня.
Робеспьер с удивлением посмотрел на друга: в таком тоне Антуан никогда с ним не говорил. Он хотел было возмутиться и дать наглецу взбучку, но сказал только:
— Какой же ты злой сегодня, Флорель.
— А я всегда злой, Максимильен. Всегда, когда речь идет о борьбе с врагом. Я не переношу лицемерия, и если люблю, то люблю по-настоящему, а если бью, то бью без фраз и насмерть.
— Раньше ты был иным, мой друг.
— Раньше? Возможно. Да, я был иным тогда. Но привело ли это к добру?
— И все же, милый Флорель, как бы ты ни грубил мне сегодня, кое-чему у меня ты научился. Если раньше ты говорил: «Надо дерзать», то теперь утверждаешь: «Дерзать в сочетании с мудростью». Смею спросить, откуда ты взял эту «мудрость»?..
На этот раз промолчал Сен-Жюст.
— Однако, — вдруг встрепенулся Робеспьер, — надо на что-то решаться. Нужны контрмеры, иначе все кончится плохо.
