Кавалер ордена Почета - [28]

— Один вопрос, лейтенант.

— Что такое, сержант?

— Если мы все же задержим кого-нибудь, не можем ведь мы тащить его с собой, пока не вернемся? Нехорошо держать его слишком долго в деревне. Я знаю этих людей.

— Дельный вопрос. Выведите всех подозрительных в поле, подальше от деревни, и свяжитесь по радио. Мы пришлем за ними вооруженный грузовик. Еще вопросы есть? Хорошо, тогда отправляйтесь. Вернуться до наступления темноты.

Мы вышли из базы по главной дороге. Она вела вниз с плато, петляя между скалами, к окраине деревня на северном краю долины. Обычно здесь было сильное движение: грузовики перевозили припасы и перебрасывали войска, но было только восемь часов, а грузовики отправлялись не раньше девяти. К этому времени мы дойдем до деревни. Туда было меньше часа ходу, и все время под гору. Тем не менее каждый шаг давался с трудом. Было жарко, и дорога вся высохла. Мы поднимали тучи пыли, которая покрывала руки и лица. Во Вьетнаме не существовало такого понятия, как приятная прогулка, особенно для пеших солдат.

Нас было шестеро, и мы шли парами. Впереди сержант Экс и его заместитель, потом два солдата, за ними я и еще один солдат. Я не знал никого, кроме сержанта. Когда мы прошли половину пути и внизу показалась деревня, мой сосед заговорил. Он сообщил, что его фамилия Хэммер, а я назвал свою — Гласс. Он рассмеялся, и мне пришлось улыбнуться. Это был здоровенный, тучный парень, похожий больше на пудинг, чем на молоток[3]. Он ворчал по поводу указаний лейтенанта на инструктаже. У Хэммера были свои понятия насчет умиротворения деревни, где могли оказаться вьетконговцы: сначала разрушить, а потом допрашивать. И чем больше он говорил, тем больше оправдывал свою фамилию, если не по внешности, то по характеру. Он рассказал мне, что в прошлый раз, когда они обыскивали «дружественную» деревню, его лучшего друга убил вьетконговец, прятавшийся в одной из хижин. Хэммер сказал, что заметил гука, пытавшегося убежать, и уложил его одним выстрелом. В хижине он нашел своего друга, убитого ударами ножа.

— На полу лежала молодая девка и ревела, как корова. Я решил, что это девка того гука и что ее использовали как приманку для моего дружка. Он был не из тех, кого можно застигнуть врасплох. Это был осторожный парень. Но эта шлюха, видимо, ему приглянулась. Она действительно была красива, даже в своей грязной пижаме. В другое время я сам был бы не прочь с ней побаловаться, но не сейчас, когда рядом лежал мой друг. Она заорала на меня, и я всадил eй несколько пуль прямо в грудь. Это успокоило ее навсегда. — Гнев в его глазах угас. — Он был мой лучший друг. Мы вкалывали вместе девять месяцев. Это случилось около двух месяцев назад. Через три недели он должен был уехать домой. Мы собирались держаться вместе в Штатах. Может быть, завести какое-нибудь дело. У него была настоящая деловая голова.

Я посмотрел на него, но ничего не сказал. Он принял мое молчание за сочувствие.

— Нет смысла заводить друзей в этой поганой дыре, — сказал он. — На этой проклятой войне ничто хорошее долго не длится. Ничто!

В этом я был с ним согласен, и он широко улыбнулся мне.

— Послушай, Гласс, я не знаю, как долго ты здесь служишь, но никогда не заходи один в их хижины.

— Хорошо.

— Надо держаться вместе, помогать друг другу.

— Да.

— Хэммер и Гласс — молоток и стекло. Звучит неплохо.

Он подыскивал замену убитому дружку, но еще не мог знать, что я для этого не гожусь.

Мы пришли в деревушку около девяти часов. Дети играли в пыли на дороге. Они тут же окружили нас с протянутыми руками, выпрашивая еду и сладости. Нам нечего было им дать, и сержант Экс шуганул их прочь. Но они плелись за нами в надежде хоть что-нибудь получить. Наконец я не выдержал, вытащил из ранца жестянку с сухим пайком и швырнул далеко назад на дорогу. Дети бросились за ней. Сержант косо посмотрел на меня, а Хэммер насмешливо улыбнулся и назвал меня простофилей. Я не обратил на это внимания.

Двигаясь дальше, мы совсем не встречали взрослых мужчин. Перед хижинами стояли или сидели на корточках в пыли у порога одни старики. Они отрешенно смотрели на нас глазами много поживших людей, познавших горечь жизни и смирившихся с ней. Интересно, что думали эти усталые, изможденные люди? Например, о свирепствующей вокруг бесконечной войне? Их жизнь была такой простой, вся она прошла в этой деревне и окружающих ее полях. Что они думают о чужестранцах, вторгающихся в их деревушку? Как им понять постоянное движение вертолетов, прорезающих их голубое небо; танков и полугусеничных машин, разворотивших их зеленые поля; вооруженных патрулей, шлепающих через их рисовые поля, где они возделывают землю? Я читал, что большинство жителей отдаленных деревушек не знают ни имени своего президента, ни местонахождения правительства. Мы в Штатах знаем то и другое и явились сюда распространять свои идеи, хотя ни они нас, ни мы их не понимаем. Однако они понимают язык пушек и, когда мы шагаем мимо их соломенных хижин, улыбаются нам. Это их единственное средство защиты.

Сержант Экс решил начать обследование с рыночной площади. Это был жизненный центр деревушки, и в этот ранний час там уже шла оживленная торговля. И продавцами и покупателями были женщины. Не видно было ни одного мужчины. Это типичная деревенская картина. Все здоровые мужчины отсутствовали: кто в вооруженных силах Южного Вьетнама, кто воевал с Вьетконгом, кто где-то скрывался. Всякий мужчина призывного возраста был подозрительным для обеих сторон, и семья могла видеть его только с наступлением темноты, когда он мог не опасаться проверки американцев и остерегался только вьетконговцев.