Каторга - [72]

Шрифт
Интервал

Хрусцель живет в маленьком домишке. Ему выдали сожительницу. Молоденькая татарка. У них уже двое детей.

Доходы с каторги дали ему возможность обзавестись необходимым.

- У меня и корова есть. Две овцы! Свиней развожу на продажу! любуется сам своим хозяйством, показывая его постороннему, Хрусцель.

Он занимается земледелием. У него - огород.

- Сам все сажал.

И татарка и он очень любят чистоту. В доме у них все блестит, как стеклышко. А в переднем углу, на чистенькой полочке, лежат бережно казенные вещи: плеть, деревянная мыльница, бритва, - головы арестантам бреет тоже палач.

- Дэты, дэты нэ растаскайте прутья! Батка сердит будэт! - кричала татарка двум маленьким славным ребятишкам, игравшим в сенях прутьями, которые нарезал Хрусцель сегодня для предстоящего телесного наказания.

- Жалюны, жалюны - ужасти! - обратилась ко мне татарка, смеясь, и в ее смехе и в том, как она коверкала речь, было что-то детское и очень милое.

Таким странным казалось это блестевшее, как стеклышко, полное детского лепета, логово палача.

- Ну, вот я и устроился! - говорил мне Хрусцель, показывая свое "домообзаводство".

- А каторга не трогает у тебя ничего? Не разоряет?

- Не смеют. Знают - убью. Подсолнух тронут - убью.

И по лицу, с которым Хрусцель сказал это, можно быть уверенным, что он убьет.

А тех, относительно кого вполне уверены, что "он убьет", каторга не трогает.

Телесные наказания

Уголовное отделение суда. Публика два-три человека. Рассматриваются дела без участия присяжных заседателей: о редакторах, обвиняемых в диффамации, трактирщиках, обвиняемых в нарушении питейного устава, бродягах, не помнящих родства, беглых каторжниках и т. п.

- Подсудимый, Иван Груздев. Признаете ли себя виновным в том, что, будучи приговорены к ссылке в каторжные работы на десять лет, вы самовольно оставили место ссылки и скрывались по подложному виду?

- Да что ж, ваше превосходительство, признаваться, ежели уличен.

- Признаетесь или нет?

- Так точно, признаюсь, ваше превосходительство.

- Господин прокурор?

- Ввиду сознания подсудимого, от допроса свидетелей отказываюсь.

- Господин защитник?

- Присоединяюсь.

Две минуты речи прокурора. О чем тут много-то говорить?

- На основании статей таких-то, таких-то, таких-то...

Две минуты речи защитника "по назначению". Что тут скажешь?

Суд читает приговор:

- ...К наказанию 80 ударам плетей...

И вот этот Иван Груздев в канцелярии Сахалинской тюрьмы подходит к доктору на освидетельствование.

- Как зовут?

- Иван Груздев.

Доктор развертывает его "статейный список", смотрит и только бормочет:

- Господи, к чему они там приговаривают!

- Сколько? - заглядывает в статейный список смотритель тюрьмы.

- Восемьдесят.

- Ого!

- Восемьдесят! - как эхо повторяет помощник смотрителя. - Ого!

- Восемьдесят! - шепчутся писаря.

И все смотрят на человека, которому сейчас предстоит получить восемьдесят плетей. Кто с удивлением, кто со страхом.

Доктор подходит, выстукивает, выслушивает.

Долгие, томительные для всех минуты.

- Ну? - спрашивает смотритель.

Доктор только пожимает плечами.

- Ты здоров?

- Так точно, здоров, ваше высокоблагородие.

- Совсем здоров?

- Так точно, совсем здоров, ваше высокоблагородие.

- Гм... Может, у тебя сердце болит?

- Никак нет, ваше высокоблагородие, николи не болит.

- Да ты знаешь, где у тебя сердце? Ты! В этом боку никогда не болит? Ну, может, иногда, - понимаешь, иногда покалывает?

- Никак нет, ваше высокоблагородие, николи не покалывает.

Доктор даже свой молоточек со злостью бросил на стол.

- Смотри на меня! Кашель хоть у тебя иногда бывает? Кашель?

- Никак нет, ваше высокоблагородие. Кашля у меня никогда не бывает.

Доктор взбешен. Доктор чуть не скрежещет зубами. Он смотрит на арестанта полными ненависти глазами. Ясно говорит взглядом:

"Да хоть соври ты, соври что-нибудь, анафема!"

Но арестант ничего не понимает.

- Голова у тебя иногда болит? - почти уже шипит доктор.

- Никак нет, ваше высокоблагородие.

Доктор садится и пишет:

- Порок сердца.

Даже перо ломает со злости.

Смотритель заглядывает в акт освидетельствования.

- От телесного наказания освобожден. Ступай!

Все облегченно вздыхают. Всем стало легче.

- В пот вогнал меня, анафема! В пот! - говорит мне потом доктор. Ведь этакий дуботол, черт! "Здоров!" Дьявол! А ведь что поделаешь? Восемьдесят плетей! Ведь это же - смертная казнь! Разве можно? Если б они видели, к чему приговаривают.

__________

- Ваше высокоблагородие, нельзя ли поскореича! - пристали в Рыковской тюрьме к помощнику смотрителя два оборванных поселенца, один, Бордунов, длинный как жердь, другой - покороче, когда мы с помощником смотрителя зашли днем в канцелярию.

- Ладно, брат, ладно. Успеешь!

- Помилуйте, ваше высокоблагородие. У меня хозяйство стоит. Рабочее время. Нешто мошно человека столько времени держать? День теряю. Нешто возможно? Ваше высокоблагородие, явите начальническую милость! Это приставал длинный, как жердь.

Тот, что был покороче, даже шапку оземь бросил:

- Жисть! Волы стоят не кормлены, а тут не отпущают!

- Да вы зачем пришли? - спросил я.

- Пороться, ваше высокоблагородие, пришли, - отвечал длинный.


Еще от автора Влас Михайлович Дорошевич
Песни каторги

«Славное море, священный Байкал», «По диким степям Забайкалья» — сегодня музыкальная культура непредставима без этих песен. Известностью своей они обязаны выходцу из Швеции В. Н. Гартевельду; этот композитор, путешественник и этнограф в начале XX в. объехал всю Сибирь, записывая песни каторжан, бродяг и коренного сибирского населения. Концерты, на которых исполнялись обработанные Гартевельдом песни, впервые донесли до широкой публики сумрачную музыку каторжан, а его сборник «Песни каторги» (1912) стал одним из важнейших источников для изучения песенного фольклора сибирской каторги.


«Бешеные деньги»

«Я, право, не знаю, что вам написать об этом спектакле.Мне вспоминается один эпизод, случившийся с М.Г. Савиной, кажется, в Полтаве.После спектакля артисты с гастролершей ужинали в ресторане, на террасе, закрытой густо разросшимся диким виноградом…».


Поэтесса (Рассказ одного критика)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Монна-Ванна» Метерлинка

«Есть такой еврейский анекдот.Старый еврей рассказывает:– Ай, ай, ай! До чего нынче народ шарлатан пошел.– А что?– Присватался к нашей дочке один себе жених…».


A.B. Барцал, или История русской оперы

«В Большом театре Мазини и Станио чаровали публику в „Трубадуре“. Красавец Станио сверкал в „Пророке“. Молодой Мазини увлекал каватиною в „Фаусте“.Дезире Арто потрясала в Валентине. Джамэт гремел своим „Пиф-паф“ в Марселе и песнью о золотом тельце в Мефистофеле…».


«Не было ни гроша, да вдруг алтын»

«На самом краю Москвы, в лачуге, живет старик, отставной чиновник Крутицкий.Он ходит по папертям просить милостыню и посылает нищенствовать жену и племянницу.В доме у Крутицкого пьют, вместо чаю, липовый цвет. А вместо сахару служит изюм, который старик подобрал около лавочки.И когда Крутицкий умирает, – в его шинели находят зашитыми в поле сто тысяч…».


Рекомендуем почитать
В краю непуганых птиц

Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".


Наш начальник далеко пойдет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Два товарища

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чемпион

Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.


Немногие для вечности живут…

Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.


Сестра напрокат

«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».