Катон - [11]

3

Четыреста лет Рим сражался с ближайшими соседями, такими же, как и он, городами-государствами, каковых в Италии были сотни, отстаивая свое право на существование. Наконец римляне одолели все общины Лация и включили их в состав собственного государства. Однако это не дало им мира. Теперь границы римской державы соприкасались с владениями гораздо более многочисленных, чем латиняне, народов и ничуть не менее воинственных. Это привело к новым столкновениям, грянули войны с самнитами и этрусками. Каждая победа римлян втягивала их во все более масштабные и кровопролитные битвы. Стоило совладать с одним противником, как ему на смену являлся следующий. Место побежденных самнитов и этрусков заняли италийские галлы и греки. Еще сто лет понадобилось Риму, чтобы справиться с Италией. Но и после этого римлянам не довелось почивать на лаврах. Превращение незначительной крестьянской общины Лация во всеиталийское государство не понравилось Карфагену. Самим своим существованием Рим угрожал господству гигантской торговой империи в Западном Среди-земноморье. Война между двумя колоссами втянула в себя половину тогдашнего цивилизованного мира. Когда же, пройдя через трагедию жестоких поражений и триумфы грандиозных побед, Рим одержал верх в этом противостоянии, в его подчинении сразу оказалась вся западная половина средиземноморской цивилизации. Чтобы затем присоединить к своей территории Восток, набравшему ход Риму хватило всего нескольких десятков лет. Так римляне непостижимым для мудрецов того времени образом в краткий исторический срок стали хозяевами всей ойкумены.

Но великие победы сослужили Риму плохую службу. Преобразуя мир, римляне менялись сами, одолев всех иноземных врагов, они в итоге сделались врагами самим себе и, словно одержимые злым духом, стали истреблять друг друга, а расправившись с недавними соратниками, принимались за уничтожение моральных и правовых основ своего общества. Так продолжалось до тех пор, пока римляне не сделались рабами в собственном государстве. В этом качестве они просуществовали еще пятьсот лет, удерживая в подчинении прочие народы уже не силой достоинств, как их предки, а властью порока, после чего окончательно сошли с исторической арены, растворившись в диком мире Средневековья.

Чтобы ближе подступить к разгадке феномена взлета, падения и самоуничтожения римлян, вначале придется удалиться от Рима и заглянуть в глубь веков.

Известно, что в животном мире господствует естественный отбор. Отбор этот бывает индивидуальным, когда выживают наиболее приспособленные особи, и стадным или стайным, когда адаптация, главным образом, идет по линии совершенствования группового поведения. Биологическая первооснова человека поднялась на качественно новую ступень адаптации, что было вызвано, по-видимому, особенно жестким давлением окружающей среды. В условиях конкуренции с себе подобными оказалось недостаточно одной стадности, и пралюди, интенсивно наращивая связи внутри сообщества, возвысились до уровня слаженной коллективной борьбы с внешним миром. На арену природы вышел коллективный отбор, когда успех сопутствовал родам и племенам, в которых наилучшим образом было налажено взаимодействие их членов. Закономерным скачком в деле наращивания качества взаимодействия стала речь, разросшаяся пышным цветом из семян животных знаков и сигналов на почве коллективной жизни. Речь требовала выработки понятий, а это влекло за собою необходимость мышления, которое постепенно в совокупности с памятью образовало сознание.

Естественно, что в центре сознания первобытного человека встали законы выживания, то есть законы коллективного отбора, направленные на наращивание коллективной мощи, и главным условием тут явилось сплочение людей. Бороться за выживание в одиночку было бессмыслицей. Человек мог уцелеть только вместе со своим племенем, вместе с племенем он мог и обеспечить продолжение собственного рода. Жизнь племени была несравненно дороже жизни индивида, поскольку включала в себя и жизнь самого индивида, и жизнь его потомков, а вдобавок к этому еще и социальную жизнь предков, закончивших биологическое существование, но продолжавших существование в коллективном сознании своего племени в качестве героев мифов и божеств. Человек в критической ситуации с готовностью жертвовал своей жизнью ради интересов общества, так как знал, что только таким образом он спасет собственных детей и выполнит долг перед родителями и родственниками, знал, что в предшествовавших поколениях множество его соплеменников отдало жизнь ради обеспечения его нынешней жизни и что другие соплеменники как в настоящее время, так и в последующие годы будут, не жалея себя, оберегать его детей и внуков. Так зарождалась любовь к Родине, патриотизм. Племя было заинтересовано в самоотверженных людях, и окружало их почетом. Полезное смыкалось с приятным, самоотверженность из прозаической необходимости превращалась в романтическую характеристику, подвиг становился делом не только необходимым, но и желанным. Общество ценило людей, полезных для него, дарило им любовь и уважение, наделяло их престижем. Жесткие законы коллективного отбора, направленные на подчинение единичного общему, обрели нравственный ореол прекрасного. Так эти законы вышли за пределы сугубо материальной, практической жизни и вместе с сопровождающим их спектром эмоций образовали сферу духовного. Они воспринимались теперь как нечто большее, чем только разумное, и основали в человеческом существе новый уголок, названный душою. Законы превратились в мораль, сознательное стало чувством, почти что инстинктом, без которого не мыслим человек. Мораль коллективного отбора, оторвавшись от утилитарной жизни, превратилась в совесть, которая и легла в основание души. Это и означало переход людей от мрака животного существования в мир человеческой цивилизации.