Католичество - [11]

без изменения догматов, их толкования и понимания[32]. Трудность заключается не в уклончивости или двусмысленности постановлений собора и заявлений папы— в этом обвинять католическую церковь мы не склонны— а в неразрешимости самой проблемы. С одной сто роны, основные догматы католичества по своей абсо лютное™ недоступны человеческому слову и человеческому уму и, следовательно, выразимы лишь условно, а, значит, и в зависимости от культурнаго состояния эпохи; с другой — они выражены в определенных положениях Писанием и Преданием и всякое изме нение формулировки грозит искажением существа догмата именно в силу его недоступности человеку.

А к этому принципиальному соображению присоединяются практически опасныя последствия частой смены

формулировок и шатания в определениях[8] И надо удивляться не неопределенности языка соборов и пап, а исключительно удачному соединению в католичестве силы Предания с возможностью дальнейшаго его раз вития.

Как бы то ни было, построение католичеством еди наго знания в земной церкви приводит нас к при знанию необходимости в католичестве преемственно связаннаго с апостолами органа, хранящаго и развивающаго или — чтобы не уклоняться от буквы соборных и папских постановлений — раскрывающаго абсо лютное христианское учение. Такой орган, хранящий и раскрывающий истину необходим еще и потому, что христианин-католик не в состоянии путем собствен ных усилий или даже мистическаго опыта узнать, до казать и постичь необходимое для его жизни во Христе учение. Ведь сами католические мистики верили своему опыту лишь при условии подтверждения его Писанием и Преданием. „Великий созерцатель" Ришар из аббатства св. Виктора, описывая познание в экстазе Боже ственнаго и уподобляя это познание вйдению Христа на горе Ѳаворской, заявляет, что не верит он Христу, если рядом с Ним нет Илии и Моисея, т. е. если откровение не подтверждается текстами Ветхаго и Но ваго Завета. Не будучи в состоянии познать истину разумом или созерцанием, христианин принужден познавать ее верой. Он должен верить истинности положений религии. А вера, как говорит Ватиканский собор, есть „добродетель (virtus) сверхестественная, силою которой при наитии Бога и помощи благодати, мы верим в истинность откровеннаго Им не вследствие внутренной истинности вещей, усмотренной светом естественнаго разума, но вследствие авторитета самого открывающаго Бога, который не может обмануться или обмануть". Предмет же веры как раз

и заключен в догматах церкви, и вера таким обра зом есть признание утверждаемаго церковью или под чинение ея учению, ея авторитету.

Конечно, идеал заключается в том, чтобы верою сознательно принять все учение церкви. Но такой идеал неосуществим. Ведь даже богословы ошибались или не знали провозглашенных церковью уже после их смерти догматов. Так главный учитель католической церкви Ѳома Аквинский не знал догмата Непорочнаго Зачатия и, следовательно, не мог Б него верить.

Так бл. Августину был совершенно чужд догмат папской непогрешимости. А между тем „без веры невозможно угодить Богу" и „надлежит верить во все, что содержится в слове Божием, записанном или переданном, и во что предлагает верить, как в откровенное Богом, церковь торжественным своим решением или путем обычнаго и вселенскаго научения". Еще трагичнее положение людей необразованных или малоразвитых. Им-то наиболее глубокое в со держании веры недоступно наверное. Если ценить в вере только субективную ея сторону, только акт веры, затруднение устранено не будет или, точнее — на место одного затруднения станет другое. Ведь если для спасения нужен только акт веры, содержание ея— догматы — вообще никакого значения не имеет. А оно, как мы старались показать выше, и определяет со бою религиозную жизнь, определяет настолько, что без него жизнь эта невозможна.

И здесь католичеством указан выход учением о „fides implicita", о вере в потенции, нераскрытой, но таинственно скрывающей в себе всю полноту, все догматы, не только уже провозглашенные, но и те, ко торые будут провозглашены. Актом веры католик приобщается ко всей полноте христианскаго знания, делает его своим и включается в его единство. Но

даже у самой наивной веры должен быть какой то обект, связующий верующаго со всею полнотой догмы.

Таким обектом может быть лишь вера церкви, и акт веры должен выразиться в готовности признать все, чему учит церковь. Готовый признать учение церкви и актом своей готовности его уже признающий ТБМ самым становится обладателем этого учения, становится членом тела Христова. Поэтому ту же са мую мысль можно выразить и иными словами — „Вне церкви спасения нет", „Ехига ecclesiam nulla salus", ибо вера—„начало спасения". Сначала надо поверить, и только после этого можно понять. Верю, чтобы понять (credo, ut intelligam), а не понимаю, чтобы верить (intelligo, ut credam). Только на почве веры возможно богословие, развитие знания о Боге, а, следовательно, и жизни в Боге вообще. Только на ея почве возможна убеждающая в истине деятельность разума. И тут перед нами снова встает необходимость выраженной в определенных положениях, удостоверяемой пре данием, а, значит, и провозглашаемой установленною по преемству от апостолов правящею церковью истины.