Католическая церковь и русское православие. Два века противостояния и диалога. - [9]

Шрифт
Интервал

Де Местр был искренне привязан к России и русским, и поэтому отсутствие общения между ними и Престолом Петра причиняло ему огромные страдания. В трактате Du Pape он отвергает как абсурдную одну из посылок Стурдзы — идею, будто бы совокупность независимых церквей может составлять единую вселенскую Церковь. Такое единство может быть истинным и действительным только в том случае, если строится вокруг кафедры Петра: по мнению савойского мыслителя, неслучайно, что все враги Рима дружны между собой. Де Местр считал, что «вселенская Церковь является монархией. Сама идея вселенскости предполагает такую форму правления... Церковная власть — власть монархическая, но в достаточной мере смягченная аристократией, для которой это наилучшая и наиболее совершенная форма правления».

Наконец, чтобы существовал образец и гарантия единства христиан, связанных единой верой, церковью необходимо управлять: такое управление по природе своей безошибочно, поскольку в противном случае не могло бы быть никакого соединения разных общин и в конечном счете — вселенского единства. Именно по этой причине следовало, признавая учение о примате, целиком отвергнуть распространенное среди православных мнение, будто именно Римский папа мешал единству христиан, поскольку сначала раскол, а потом и татаро-монгольское иго помешали русским «принять участие в великом законном движении европейской цивилизации, которое направлялось из Рима»; де Местр страстно желал восстановления «порванного хитона» неразделенного христианства.

Он анализирует, в их совокупности, и другие важные проблемы, исходя при этом из твердых религиозных убеждений. Де Местр начинает с анализа причин и природы раскола, который он приписывает (в значительной степени упрощенно) как характеру греков с их стремлением к распрям, так и разделению Восточной и Западной империй, и состоянию, в котором находилась Римская церковь в X—XI веках: Россия не была ее частью и «не смогла проникнуться вселенским духом», исходящим из Рима. Потом уже были и сам раскол, который де Местр определяет как «бунт против... власти папы», и расхождения в вероучении, богослужении и праве, и полное подчинение церкви государству, особенно усилившееся после Петра I, но зародившееся в недрах самой византийской традиции, привнесенной в  Россию последними Рюриковичами. В этих исторических условиях, считает де Местр, нельзя признать, будто Священный союз — первая попытка объединения христиан. По его мнению, из такого объединения ничего не выйдет: единственный способ достичь этой цели — воссоединение всех церквей с Римом, которого можно добиться путем долгих, целенаправленных усилий.

То, как де Местр поставил эти вопросы в трактате О папе, вызвало огромный резонанс и многочисленные дискуссии в Европе, однако одного этого труда оказалось недостаточно, чтобы полностью опровергнуть доктринальные построения Стурдзы. Вот почему в 1822 году к де Местру присоединился французский иезуит Ж.-Л. Розавен (1772 — 1851), выпустивший фундаментальную работу LʹEglise catholique justifiée contre les attaques d'un écrivain que sedit orthodoxe (Оправдание Католической церкви против нападок одного писателя, называющего себя православным). Он также довольно долго прожил в Российской империи, будучи преподавателем иезуитской коллегии в Полоцке, пока не был изгнан вместе со своими собратьями. «Мы любим русскую нацию, которую мы смогли должным образом оценить», — пишет Розавен, выражая желание, чтобы Александр I, «восстановив мир в Европе, добился и славы того, кто усовершенствовал и объединил все, что находилось под его властью, положив конец религиозным расхождениям и добившись всеобщего единства».

Высказав еще раз — в достаточно цветистых выражениях — те надежды, которые Европа все еще возлагала на русского монарха, Розавен переходит к опровержению доктрины православной веры в том виде, в котором она описана Стурдзой. Он защищает римский обряд, но тем не менее подчеркивает, что Римская церковь отнюдь не считает обряды, принятые в Православной церкви, совершенно чуждыми Церкви вселенской, поскольку они «суть человеческие установления». Лишь первенство преемника Петра является существенным элементом единства. Однако главная проблема, согласно Розавену, заключается именно в том, что Стурдза преподносит как достоинство, что Православная церковь есть церковь национальная. Именно поэтому она не может сохранять вселенский характер: «Итак, если религия в России национальна, она не является религией Иисуса Христа, которая не может быть национальной, поскольку неотъемлемая часть ее природы — ее вселенскость, которая очевидно несовместима с тем, что можно назвать национальностью». В России православная религия ограничена границами Российской империи, а главное — «российский государь обладает всей властью в церкви так же, как и в государстве».

То, что подобные мнения высказывали интеллектуалы масштаба Жозефа де Местра и Жана-Луи Розавена, близко знакомые с Россией, подрывало сами основы Священного союза — идею возвращения к истинному единству христиан, которая заставляла заново рассмотреть проблемы церкви и ее взаимоотношений со светским обществом.


Рекомендуем почитать
Церковь, Русь, и Рим

В книге известного русского зарубежного историка Церкви Н.Н.Воейкова "Церковь, Русь, и Рим" дано подробнейшее исследование истоков, разрыва и дальнейшей судьбы взаимоотношений Латинства и Православия. Глубочайший исторический анализ совмещается с выводами о вселенской значимости и актуальности идеи Русской Православной Монархии, об "удерживающей" миссии Русских Православных Царей и причинах неурядиц в современной России. Книга может использоваться как учебное пособие и как увлекательный исторический очерк для вдумчивого читателя.


Современный католицизм. Вопросы и ответы

В настоящем издании изложены основные отличия современного римо-католичества, возникшие в течение прошедшего тысячелетия после отпадения последнего от Православия. Особое внимание уделено новому догматическому учению римо-католиков о Боге, спасении, Божественном Откровении и Церкви, принятому на II Ватиканском соборе (1962-1965). Рассмотрены особенности духовной жизни католичества, цели и сущность «воссоединения» и «полного общения» Православной Церкви и католичества.


Прочтение образа Девы Марии в религиозной культуре Латинской Америки (Мексика, Венесуэла, Куба)

В статье рассматривается трактовка образа Девы Марии в ряде стран Латинской Америки в контексте его синкретизации с индейской и африканской религиозной традицией. Делается вывод о нетрадиционном прочтении образа Богоматери в Латинской Америке, специфическом его понимании, связанным с поликультурной спецификой региона. В результате в Латинской Америке формируется «народная» версия католицизма, трансформирующая постепенно христианскую традицию и создающая новую религиозную реальность.


Католическая вера

Книга содержит авторское изложение основ католической веры и опирается на современное издание «Катехизиса Католической Церкви».


Вербы на Западе

Рассказы и статьи, собранные в книжке «Сказочные были», все уже были напечатаны в разных периодических изданиях последних пяти лет и воспроизводятся здесь без перемены или с самыми незначительными редакционными изменениями.Относительно серии статей «Старое в новом», печатавшейся ранее в «С.-Петербургских ведомостях» (за исключением статьи «Вербы на Западе», помещённой в «Новом времени»), я должен предупредить, что очерки эти — компилятивного характера и представляют собою подготовительный материал к книге «Призраки язычества», о которой я упоминал в предисловии к своей «Святочной книжке» на 1902 год.


Истина симфонична

О том, что христианская истина симфонична, следует говорить во всеуслышание, доносить до сердца каждого — сегодня это, быть может, более необходимо, чем когда-либо. Но симфония — это отнюдь не сладостная и бесконфликтная гармония. Великая музыка всегда драматична, в ней постоянно нарастает, концентрируется напряжение — и разрешается на все более высоком уровне. Однако диссонанс — это не то же, что какофония. Но это и не единственный способ создать и поддержать симфоническое напряжение…В первой части этой книги мы — в свободной форме обзора — наметим различные аспекты теологического плюрализма, постоянно имея в виду его средоточие и источник — христианское откровение. Во второй части на некоторых примерах будет показано, как из единства постоянно изливается многообразие, которое имеет оправдание в этом единстве и всегда снова может быть в нем интегрировано.


Жизнь после смерти. 8 + 8

В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)


Путин: Логика власти

«Хуберт Зайпель имеет лучший доступ к Путину, чем любой другой западный журналист» («Spiegel»). В этом одно из принципиально важных достоинств книги – она написана на основе многочисленных личных встреч, бесед, совместных поездок Владимира Путина и немецкого тележурналиста. Свою главную задачу Зайпель видел не в том, чтобы создать ещё один «авторский» портрет российского президента, а в том, чтобы максимально точно и полно донести до немецкого читателя подлинные взгляды Владимира Путина и мотивы его решений.


Русское родноверие

Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.


Памятные записки

В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)