Катька – пограничная собака - [23]
За санитарией на 24-й следили тщательно: привезенную с промоины воду сразу хлорировали, а перед входом в столовую стоял большой чан с густым раствором хлорки: каждый, идущий в столовую, окунал в этот раствор руки, после чего они покрывались «белыми перчатками». Несмотря на это, за время службы различными инфекциями переболели почти все, и солдаты, и офицеры, редко кому удалось избежать этой участи. В медицинской комиссии, которую проходили перед отправкой в Афган, существовала даже такая присказка: «Желтухой болел?» — «Нет» — «Переболеешь!»
При различных ссадинах и царапинах, а также такому распространенному явлению, как обгоревшие уши, обращаться к медикам считалось даже неприличным…
Замполит роты Александр Фаррахов, раздобывший где-то заживляющий крем быстрого действия, выстраивал бойцов, и лично проводил осмотр и оздоровление, смазывая царапины на руках и уши пострадавших, — афганские панамы не спасали от палящего солнца, когда температура могла подниматься выше шестидесяти градусов, — нежная кожа на ушах буквально сворачивалась и облазила до кровавых ран.
Нач. связи Давыдкин, комбат В. Болтиков, врач С. Тришин
Заболевших лечил чаще всего батальонный врач Сергей Тришин, — каждый доклад о случаях заболеваний в дивизию вызывал нарекания со стороны вышестоящего начальства, это было ЧП, и попадать в списки «нарушителей» никому не хотелось. На каждой заставе был санинструктор, выполнявший предписания врача, поэтому обходились обычно своими силами. В госпиталь в Кабул отправлялись только в исключительных случаях. Среди солдат даже бытовало мнение, что именно Кабул служит источником заразы: когда приезжали по разным делам в дивизию, казалось, что в городе даже дышится хуже, чем на родной заставе. Свой горный воздух казался чище, заснеженные вершины гор — красивее и величественнее, чем унылый городской пейзаж. Кабул — полуторамиллионный тогда город, действительно в дневное время выглядел серо и невзрачно, а раскалённый воздух на узких улочках, казалось, был пропитан микроскопической глинистой пылью, которая при строительстве полностью заменяла цемент, не требуя никаких добавок.
В тех редких случаях, когда дела задерживали до темноты, удавалось увидеть красоту этого города: он расцветал огнями и иллюминацией, как сверкающая новогодняя ёлка. Передвигающиеся по дорогам машины были причудливо украшены всем, что могло гореть и светиться. Главным правилом кабульских дорог было: кто сильнее, тот и прав. Поэтому, переливающиеся многочисленными огнями и фонариками барбухайки чувствовали себя королевами дорог, презрительно глядя сверху на снующие жёлтые такси, также отсвечивающие всеми цветами радуги. Идущий по дороге БТР со своими двумя жалкими фарами, и установленной сверху «луной» с фильтром для ночного видения, в темноте не производил должного впечатления на участников движения. Поэтому фильтр на «луне» заменяли на обычное стекло, врубая прожектор в нужный момент на всю мощь. На дороге сразу же возникал ажиотаж: такси сиротливо жались к обочинам, а барбухайки просто съезжали в кювет, признавая право сильного на движение.
Как-то, в одну из поездок по Кабулу, Катька стала свидетелем дорожно-транспортного происшествия. Несмотря на беспредел на дорогах, иногда на перекрестках стояли регулировщики, — они пытались направлять поток, отсекая движение по одной трассе, и пропуская по другой. Колонна 24-й заставы как раз и встретилась с такой ситуацией. Уже начавшей пересечение перекрёстка колонне было указано сдать назад, чтобы пропустить идущий наперерез поток. БМП и следующий за ним КАМАЗ Олега Лущаева послушно отъехали назад. Следом идущий БТР также включил задний ход. А между ним и следующим бэтээром умудрился втиснуться таксист на ядовито-жёлтом автомобиле. Поскольку зеркала заднего вида на бэтээре не предусмотрены, механик-водитель таксиста, естественно, не видел. А тот не успел среагировать… Такси представляло собой печальное зрелище. Афганец сокрушённо рассматривал то, что осталось от машины. А моментально соскочившая с брони Катька, с разгону влетевшая в гущу событий, яростно высказала таксисту на своём собачьем языке всё, что думала о его безалаберном поведении.
Дорога из Кабула на заставу проходила через кишлак Паймунар, приближения которого Катька всегда ждала с напряженным вниманием. Выстраивающиеся в ожидании колонны по обе стороны бачата — афганские дети разных возрастов, — были причиной её беспокойства. Они, как цыганята, начинали многоголосо кричать на чистом русском языке: «Командор, дай бакшиш!» Для этой ватаги бойцы обычно возили с собой разные мелкие подарки, чаще всего это были выдаваемые в сухпайках галеты, упакованные в серо-зеленоватую бумагу. Разгрызть их было невозможно даже в самом голодном состоянии, разве что, размочив в воде, поэтому, как правило, их раздавали голосящим бачатам. При въезде в кишлак Катька начинала беспокойно крутить головой на все 360 градусов: шустрые попрошайки не только выпрашивали бакшиш, но и могли спереть всё, что плохо лежит — ломик или лопату, топор или другой инструмент с брони, особенно, если БТР ненадолго останавливался возле дукана. А когда случалось так, что подарков с собой не оказывалось, — самые бойкие могли запросто послать по известному адресу на том же чистейшем русском языке.
