Катавасия - [9]

      Дальше жить спокойно уже не получалось. "Опчество", собравшись поутру на сход, постановило: "Большаков с коммунистами - бить!" В отряд, командиром которого единодушно выбрали Каурина, записались практически все, способные держать в руках оружие. Николай, отобрав, в первую очередь, фронтовиков, дополнил отряд молодёжью и мужиками посмекалистее и посильнее, подчистил в посёлке все запасы оружия и боеприпасов (коих сыскалось немало), усадил всех на коней и приступил к активным партизанским действиям. В открытые бои старались не ввязываться, ограничивались налётами на продотряды и небольшие группки красноармейцев. Когда в здешние края пришли войска Колчака, Каурин собрался было отрядик свой (к тому времени увеличившийся до двух с половиною сотен) распускать по домам, а сам - податься на службу в армию, которую он считал кадровой. Не тут-то было! Во время прощальной пирушки пришло известие, что в Курицино нагрянули казачки, грабящие посёлок не хуже продотрядовцев, а то и почище, поскольку обосновались в посёлке, похоже, надолго, самогонку глушат по-чёрному, жрут в три горла и девок обижают. А тех мужиков, кто возмущаться пытался, упирая на заслуги кауринского отряда в деле борьбы с большевиками, попросту выпороли. Мужички того не стерпели, и казакам пришлось похуже чем продотрядовцам: некоторые, на которых бабы указали, как на особых злыдней, и мучились соответственно особо долго. И помешать тому Каурин уже не смог - свои бы тут же пристрелили. Война пошла по новой, только теперь с белыми. В таком виде кауринцы и встретили окончание военных действий на Урале. А поскольку в первоначальных своих подвигах засветиться не успели, то, соответственно, увенчаны были славой как геройские красные партизаны. Разговоров к тому времени на тему: принимать им Советскую власть или не принимать, уже быть не могло. Тем более, что продразвёрстку сменил продналог. Жители Курицино вернулись к прежним мирным занятиям, с настороженным восторгом прияли НЭП и, в общем-то, ничего не имели против колхозов, поскольку, по своему образу мышления, колхоза от имеющейся у них общины не отличали. Приехавшему в Курицыно уполномоченному из Свердловска заявили, что в колхоз записываются все поголовно. Тот вначале обрадовался, затем забеспокоился. Стал выяснять, что к чему и был огорошен свалившейся на него информацией. Во-первых, оказалось, что бедноты и неимущих в посёлке не имеется, наёмный труд никто тоже не использует (по причине многосемейности). А, во-вторых, занимаясь крестьянским хозяйством, некоторые, к тому же, являлись пролетариями, работая на заводе. Классифицировать по Марксу жителей Курицино уполномоченный не смог и потому распрощался в надежде во всём разобраться с помощью более компетентных и политически подкованных товарищей. Товарищи, наведя справки, схватились за головы: по всем признакам (кроме наёмного труда, напрочь отсутствующего) курицынцы являлись матерущими кулаками, включая тех, кто работал на заводе, поскольку их ближайшие родственники продолжали наживаться самым наглым образом. Да и в нескольких ближайших сёлах Курицино было охарактеризовано, как посёлок сплошь кулацкий, к тому же - староверский. Не спасала и слава красных партизан. Меры по ликвидации потенциального контрреволюционного гнезда были приняты немедленно. В результате девять десятых жителей посёлка отправились в ссылку на перевоспитание. Семья Николая Каурина не пострадала, поскольку глава семейства, отделившись от родителей, хозяйством не занимался вовсе, работал на заводе мастером литейного цеха, да запоем читал книжки. Большую чистку конца тридцатых годов Каурин со своим семейством пережил благополучно, поскольку в начальство не лез, ни в заводское, ни в партийное, довольствуясь, на правах красного партизанского командира, местами в президиумах по праздникам. А всё свободное время проводил в лесу на отцовской заимке, откуда и пропал в пятьдесят седьмом году бесследно.

      Потому потомство Николая Каурина к концу девяностых годов в Курицыно считалось старожилами. Демографическую ситуацию спасли эвакуированные ленинградцы, часть из которых так и осела на Урале. Завод после войны принялся за производство трансформаторов, сварочных аппаратов. При Хрущёве начали разрабатывать для нужд "оборонки" лазерные установки.

      Именно из-за обычных трансформаторов и "сварочников" завод и стал лакомым куском для многих предпринимателей. К несчастью для завода, при приватизации ему "сверху" определили быть акционерным обществом открытого типа. К началу первого этапа борьбы за власть наиболее крупные пакеты акций завода находились в руках нескольких небольших коммерческих предприятий и ряда предприимчивых граждан. Если точнее, то покупка пакетов была оформлена не на самих "активистов", а на их родственников и хороших знакомых.

     * * *

      Недели три назад Валера Каурин (внук знаменитого Николая Каурина и нынешний заместитель Борисова по кадрам и режиму) с наисерьезнейшим видом доказывал Вадиму реальность существования "ворот" в иные миры, приводил в пример птенца какого-то дурного птеродактиля, обнаруженного на одном из островков Арала и благополучно там же подохшего еще до момента своего обнаружения загулявшими рыбаками. "Ну, это ясно, подшофе ещё не то найти можно, - рассуждал Вадим, - но я-то трезв, а Валера - тот вообще с тех пор как года два назад зациклился на Кастанеде, спиртного в рот не берет. Хотя от Карлоса Кастанеды с его "Учением дона Хуана" крыша тоже съехать могёт, да ещё как, даже ихних кактусов жрать не надо, достаточно прочтения." Книговины эти Валера уже несколько месяцев настойчиво и регулярно навяливал Двинцову.