В чем состояла его вина, кому именно пришло в голову посадить раба в то самое, только что вырытое углубление на заднем дворе, история замалчивала. Известным оставалось только то, что с тех самых пор беседку строить прекратили. Неоконченную основу, раз и навсегда переименовав в “яму”, оставили для наказания и устрашения.
Постепенно дно “ямы” заполнилось грязью, нечистотами, стенки покрылись слизью. Даже подходить к ней близко было противно. Сажали теперь туда только очень провинившихся.
Когда Касс, не без труда отвязавшись от Эриды, вышла на задний двор, у нее не было конкретных планов. Да, ей хотелось помочь Горну, но желание это было сомнительным, смутным, расплывчатым. Не откроет ли поступок, на первый взгляд добрый, дорогу новому злу?
Спасение кентавра означает участие. Другими словами, она, Касс, всерьез размышляла о своем участии в насилии, совершаемом полу-людьми над людьми. На стороне полу-людей. Все, что Касс наблюдала с момента восстания, не говорило — кричало, вопило о дикости, безнравственности восставших.
А до момента восстания?
Как долго можно безнаказанно называть живые существа машинами? Мучить болью и унижениями? Лишать памяти? Распоряжаться чувствами?
Но с другой стороны… Можно ли, нужно ли оправдывать зверства одних зверствами других? Кровь кровью? Боль болью? Наверно, да. Наверно, дикость есть порождение дикости… А безнравственность — следствие безнравственности. Но это означает, что выхода нет… От дикости происходит безнравственность, от безнравственности — дикость… И беспросветно, до бесконечности, одно и то же: дикость — безнравственность, безнравственность — дикость…
Выходит, Лон прав. Выходит, вся история человечества была и продолжает быть одним сплошным всеобъемлющим злом. Без перерыва, без просвета… Пока сама Гея, будучи не в силах терпеть дольше, не восстанет… Чтобы уничтожить источник боли и крови, который не состоянии иссякнуть сам… Остановить, прекратить существование всего того, что называется цивилизацией…
Подойдя к яме, Касс увидела у самого края первенца Зева. Подруга Арса, донельзя возбужденная Энью, находилась здесь же. У обоих в руках было по длиннющей палке с металлическим наконечником на конце. Едва стоило этому наконечнику прикоснуться к телу кентавра, раздавался треск разряда, а на теле появлялась кровь.
Горн, с налитыми кровью глазами, похожий на ослабшего затравленного волка, метался на дне. Со всех сторон по могучему телу кентавра, смешиваясь с нечистотами, стекали грязно-бурые струйки пота и крови.
Касс с трудом подавила в себе приступ тошноты. Она сдерживала дыхание, старалась не вдыхать шедшую из ямы отвратительную вонь, которой мгновенно заполнилась каждая клетка тела, забились дыхательные пути, пропиталась одежда.
— Хочешь развлечься? — Энью не заметила выражения брезгливого ужаса на лице Касс, до такой степени ее увлекла игра.
— Развлечься? — выдавила из себя Касс. — Я вообще не понимаю: что это? Где я? Куда я вдруг попала?
— В трансе гуляешь, что ли? — подозрительно спросил Арс.
— С ясновидящими это случается, — понимающе кивнула Энью.
Касс посмотрела на Горна. Тот не подавал виду, что знаком с ней, просто тихо радовался внезапной передышке.
У кого-то заверещал карманный виз. Ах, это у Арса, затем у Энью… Наконец, ее собственный: муза по событиям собирала всех на Круг.
— Опять этот противный Круг! — капризно заныла Энью. — Как жаль!
— Перестань, — лениво сказал Арс. — Все равно же не отвертишься, пошли.
Энью бросила на Горна последний, полный сожаления взгляд… Они двинулись к Эдему все втроем: Касс, Энью и Арс, неторопливо, вливаясь в нестройные цепочки тянувшихся туда же участников предстоящего Круга…
Все сомнения Касс моментально улеглись, сформировавшись в четкий план.
Она остановилась, пробормотала какое-то извинение, отстала сначала от этих двоих, затем повернула назад, в свою комнату… Лон, намаявшись за ночь, крепко спал. Она поцеловала его на прощанье.
Затем, когда Круг вобрал в себя всех, когда ворота Эдема плавно съехались вместе…
Сколько времени заняло это путешествие на одном дыхании: кратчайший путь бегом через дворец, площадь, короткий полет на аэробиле… Мгновенный спуск авральной лестницы, мгновенный подъем Горна… И бегство… Пока все заняты в Круге… Пока никто из своих ничего не понял… Пока Лон спит…
Время мчалось еще стремительнее, чем аэробиль. Мгновенья отсчитывались не пульсацией электронов на календаре — гулкими, ухающими ударами ее сердца.
У самого защитного поля Касс с ужасом подумала: вдруг не выйдет. Нет, она не желала отступать. К тому же отступать все равно было поздно: вот-вот пропускная программа потребует образец голоса. Включив виз на полную громкость, девушка набрала номер Лона.
— Да, — рявкнул Лон: — Это я.
Поэт заворочался, потягиваясь. Горна, копошившегося в глубине аэробиля, он не заметил.
— Ну вот, — тихо сказала Касс. Ловушка уже выпустила ее. Ей удалось обмануть программу.
Они с Горном были вне защитного поля.
— Я хотела узнать, как ты.
— Блеск! — во всяком случае, Лон ничему не удивлялся. — Погоди, а где ты? Я что-то не пойму. Я же только что видел тебя во сне.
