- Вы позволите присесть? - осведомился джентльмен. Он сел, не дожидаясь ответа, на один из стульев и благожелательно посмотрел на меня.
Я сел напротив.
- Вы, кажется, назвали Шмыгина? - как можно более равнодушно спросил я. - Привет изволили передать? А вы знаете, Шмыгина я уже лет десять не видел...
- Ну, так уж и десять! - старичок захихикал. - Не преувеличивайте, уважаемый Виктор Андреевич. - Не более полугода прошло. Не более. Да вы вспомните, вспомните. Октябрьский вечер. Холодно было. Почти как сейчас. Нет, сегодня гораздо теплее. Весна ведь. Птички чирикают. Но не важно! Помните - подворотня этого самого дома? Шмыгин передал вам узелок. Ну, вспомнили? Нет? Странно. - Он перестал улыбаться и глянул на меня подозрительно и, как мне показалось, с жалостью. - Плохая у вас память, дражайший Виктор Андреевич. Жаль. Очень жаль.
Он встал, посмотрел на меня сверху вниз и сурово сказал:
- Предмет надо вернуть!
- Какой предмет? - я разыграл безмерное удивление.
- Тот самый предмет, который вам передал Шмыгин, перед тем как его арестовали.
- Послушайте, - сказал я, вставая. - Никакого Шмыгина я в прошлом году не видал. Никакого предмета я от него не получал. Тут явно какая-то ошибка. Кто вам сказал, что Шмыгин передал мне что-то?
- А он и сказал. Шмыгин.
- Ну, он вам наврал. - Я пожал плечами.
Старичок целую минуту с интересом разглядывал меня. Потом веско произнес:
- Перед смертью не врут.
Наступила тишина. Мы смотрели друг другу в глаза, и я старался выдержать, не отвести взгляда. Мне это плохо удавалось. Мне казалось, что старик видит меня насквозь, что глаза выдают меня.
- Ну что ж, - он наконец отвернулся и зашагал в прихожую. - Нет, так нет. О чем, в самом деле, разговаривать?
Он надел пальто и шляпу, еще раз испытующе посмотрел на меня и сказал:
- Зря вы так, Виктор Андреевич. Я хотел по-хорошему. Неужели вы полагаете, что в этом городе кто-то согласится иметь с вами дело, когда вы решите продать предмет? Уверяю вас, вами могут заинтересоваться только органы правопорядка. А если за вас возьмется милиция, она вытянет из вас все потроха, не сомневайтесь. Впрочем, милиции это не удастся. Потому что потроха из вас вытянут совсем другие люди.
Он приподнял шляпу и вышел. Я потянул дверь на себя, чтобы запереться, но дверь неожиданно рванули снаружи, и она широко распахнулась. В проеме показались два здоровяка, которые бесцеремонно вошли, подхватили меня под руки и поволокли в комнату.
- Вытирайте ноги, - промямлил я в испуге.
Меня швырнули на диван. Один из вошедших, кавказец с густой бородой и сломанным носом, усмехнулся и сказал с сильным акцентом:
- Чувство юмора, да? Это хорошо. Весело будет.
- Ты, гнида! - прошипел второй, румяный и круглолицый, сжимая кулаки. Я скосил глаза на эти стенобитные машины. - Ты давай не крути тут! Где кубик?
- Кубик? - я поморгал, с тоской сознавая, что эти парни шутить не будут, и куб, скорее всего, придется отдать во избежание членовредительства.
- Да, кубик! - круглолицый схватил меня за горло, и у меня захрустели шейные позвонки.
- Ммм! Ммм, - замычал я, чувствуя, что сейчас задохнусь.
- Отпусти его, Сват, - сказал кавказец. - Он отдаст.
- Ммм! Ммм! - я попытался кивнуть, но у меня не получилось.
- Потому что если он не отдаст, - продолжал кавказец, доставая огромный прямой кинжал, - я отрежу ему яйца. Он же не хочет этого? - с этими словами он с деревянным стуком вогнал нож в столешницу.
У меня все плыло перед глазами, я чувствовал, что сейчас потеряю сознание. Я вяло шевелил руками, пытаясь дотянуться до шеи Свата. Он отпустил меня, когда я начал проваливаться в небытие. Я свалился на пол и минуты две дышал, хрипел и кашлял, сквозь кровавую пелену глядя на пришельцев, удобно расположившихся на диване.
- Ну, - услышал я голос кавказца. - Так тебе отрезать яйца или ты еще хочешь побыть мужчиной?
Я обессилено кивнул, а кавказец расхохотался.
- Это как же тебя понимать? Отрезать?
Я отрицательно замотал головой, попытался сказать, что отдам проклятый кубик, но не смог выговорить ни слова. Только указал на сиденье дивана. Они вскочили, отшвырнули диванные подушки.
- Вот он! - крикнул Сват. Он развернул тряпицу и бумагу, убедился, что это тот самый кубик и передал его кавказцу. - Ах ты, гнида! - ласково сказал он, нависая надо мной. - Что с тобой сделать? Ребра переломать? Или башку разбить, чтобы на всю жизнь дураком сделался?
- Оставь его, Сват, - проговорил кавказец. - Ты ему и так шею свернул, он неделю не сможет башкой ворочать.
- Ладно, живи, сморчок, - Сват усмехнулся, потрепал меня по щеке, потом слегка стукнул ладонью, отчего моя голова мотнулась, вызвав в шее дикую боль. - В другой раз отдавай по-хорошему, когда тебя вежливо просят. Понял?
Они ушли. Я с трудом доплелся до двери, запер засов, побрел в кухню, налил воды, потому что в горле горело. Я не смог запрокинуть голову, чтобы выпить воду - проклятый Сват действительно что-то свернул в позвонках, - пришлось наклонять назад туловище.
- Сволочи, - сипло сказал я и осекся.
Мне на глаза попался календарь, висевший на стене. На нем было седьмое апреля следующего года! Черт побери! То-то старичок что-то говорил про полгода. Только вот как же эти полгода вылетели у меня из памяти?
