- Я должна была сразу прибежать. Сразу. Все бросить и прибежать.
- Ну что ты...
- Нет! Должна была.
Меня тяготил этот разговор. Она надеется, что похнычет, покусает губки, и ее простят навек и бесповоротно. Но мне все равно. Теперь - все равно. Ведь я понял - благодаря кубику! - кого я люблю на самом деле.
- Ты отдала кубик Шмыгину? - неожиданно спросил я.
Она смутилась, отвернулась. Медленно села на стул.
- Ты знаешь, как страшно, - сказала наконец плачущим голосом. - Он схватил меня за руку на улице, и не отпускал до тех пор, пока я не согласилась его выслушать. Грязный такой, черный. Пьяный. Или нет, как это... перегар. Да, от него разило перегаром. Он похохатывал так... неприятно, и смотрел глумливо. Я очень испугалась. Он сказал, что сам к тебе идти не может, что за ним следят... Я только потом поняла, что это глупость - если за ним следят, то увидят, как он разговаривал со мной... и все такое... Я не понимаю, зачем ему понадобилась моя помощь. Я принесла ему кубик.
- Ты разворачивала узелок?
- Нет, что ты! Я так стремилась поскорей разделаться с этим, что сломя голову побежала...
- Куда?
- Он ждал меня за углом.
Зачем я веду этот допрос? Чтобы хоть что-то говорить?
- Так ты простил меня?
- Да-да, конечно, - машинально ответил я, думая о своем.
- Ну так поцелуй меня! - она капризно надула губки.
Я холодно чмокнул ее в эти губки, пахнущие цветочной помадой, которая некогда так нравилась мне, а теперь вызывала если не отвращение, то некоторую брезгливость.
- Не так!
- Знаешь, - принужденно сказал я. - Ко мне сейчас должны прийти. Очень важная встреча. Не сердись, ладно?
- Ты меня выгоняешь? - она вспыхнула, вскочила, глаза ее расширились и потемнели.
- Нут вот еще! - сказал я как можно строже. - Нашла что выдумать!
- Ты меня не простил... - Она посмотрела на меня, пытаясь поймать мой взгляд. Сказала обреченно: - Ну что ж, так мне и надо.
Я боялся только одного - что она сейчас расплачется, и мне придется ее утешать. Но она удержалась, хотя губы ее дрожали и в глазах стояли слезы. Она оделась, не поднимая глаз, глухо сказала 'Прощай', и ушла. Я вернулся в комнату, сел, зажав руки между коленями, посидел, раскачиваясь. Зря я так с ней. Еще совсем недавно мне казалось, что я ее любил...
В дверь снова позвонили. Я вздохнул и пошел открывать. Это была ... Люся.
- Привет, - растерянно сказал я. - Что это сегодня все с ранними визитами?
- Суббота, - дрожащим голосом сказала бывшая жена. - Не спится людям.
Она сняла куртку, села на диван, выставив коленки, обтянутые черными брюками. По румянцу на ее щеках я понял, что она сильно волнуется. Она теребила воротничок блузки и кусала губу.
- Люся, ты за кубиком? - я сел напротив нее.
- Каким кубиком? Ты стал играть в кубики? Нет. Я просто так пришла. - Она еще больше покраснела. - Я видела твою пассию. Только что, мы встретились на лестнице.
Теперь покраснел я.
- Вот что! - она вскочила, нависла надо мной. - Я прихожу, унижаюсь, встречаюсь с твоей девчонкой, выдерживаю ее презрительный взгляд. И все ради чего, спрашивается? Я не знаю, ради чего! - она села, посмотрела умоляюще.
- Я люблю тебя, - просто сказал я.
Она вздрогнула, взглянула безумными глазами, потом бросилась ко мне... Я целовал ее мокрые глаза, щеки, губы... Я обхватил ее руками, и знал, что никуда, никуда ее не пущу...
И тут запиликала трубка сотового телефона.
- Это твоя новая любовница? - спросила Таня.
- Да, - сказал я и отключился.
На столе я заметил кубик, поднял его и протянул Люсе. Она взяла, подержала в руке, прикидывая вес, потом подбежала к окну, открыла форточку и выбросила.
- Что ты делаешь! - ахнул я. - Ты можешь кого-нибудь убить! Он такой тяжелый!
- Милый, - сказала Люся, глядя на меня влюбленными глазами. - Он картонный, раскрашенный под золото. Таким никого не убьешь, даже если очень захочешь.
- Я ему очень признателен, - сказал я. - Благодаря ему ты снова со мной...
- Глупый, - засмеялась она. - Неужели ты думаешь, что какая-то картонка может зажечь любовь? Даже если она покрашена золотистой краской.
Я вздохнул и стал целовать самые лучшие в мире губы.
