Каспер и рождество - [19]

– Здравствуйте, – вежливо сказал Каспер, пристраиваясь рядом. – А я думал, что снеговики все время стоят на месте.

– В движении – жизнь, – тяжело дыша, ответил Отмороженный. – Слышал, надеюсь? На месте стоят только дураки и гипертоники. Потому они и тают в самом начале февраля. А я хочу жить долго – до середины марта как минимум.

– Но это зависит только от погоды, – возразил Каспер. – Здесь, в Новой Англии, ничего нельзя знать наверняка. Сколько раз даже на Рождество было слякотно и дождливо!..

– На Бога надейся, а сам не плошай, – вспомнил очередную народную истину снеговик. – Это только кажется, что погода делается где-то там, на небесах. На самом деле погоду делают снеговики. То есть мы сами.

Отмороженный еще немного подумал и добавил наставительно:

– Снеговик – сам кузнец своего счастья.

«Все-таки Кэт права. Он изрядный зануда», – подумал Каспер.

– А все-таки почему ты не дома? – продолжал интересоваться Отмороженный. – И почему ты один, без взрослых?

Каспер тут же вспомнил о дядюшках: они бы точно урыли этого снеговика.

Впрочем... Нормальный парень этот От-мороженный. Просто сдвинутый немного по фазе. Наверняка и среди людей бывают такие, что лезут ко всем со своими наставлениями и ценными советами. Но это в конце концов ведь тоже разновидность душевной щедрости?

– Я ходил проведать товарища, – Каспер сказал первое, что пришло ему в голову.

Теперь все приличия были соблюдены, и он мог, наконец, сделать отсюда ноги.

– Извините, но мне...

– Твой товарищ тоже теплокровный, как и та девчонка – Кэт, кажется ее звали? – перебил Отмороженный.

Вот прилипала, елки-моталки.

– А с чего вы так неравнодушны к теплокровным? – невольно улыбнулся малыш. – Вы – белый расист?

– Чур тебя, – испуганно пробормотал снеговик. – Я просто беспокоюсь о тебе, малыш. И это вполне разумно!

Но Каспер уже не слышал его. Он мчался в Уипстофф.

И спустя десятую долю секунды уже был в комнате Кэт. Девочка спала, с головой укрывшись одеялом. Малыш прищурил один глаз и заглянул в ее сны. Там было зверски холодно и мрачно. Каспер спел песенку «Димпти-дампти, мальчик Джон», чтобы Кэт не отморозила себе мозги во сне, а потом завалился на книжную полку и до самого утра думал о том, как здорово он сделал, что отправился этой ночью на Уилтонскую авеню.

«Харви, черт побери, еще может испортить мне уик-энд» – вспомнил малыш слова Хичкока... Уж будьте спокойны, профессор: если не Харви, так кто-то другой (Каспер, конечно, имел в виду себя) вам обязательно его испортит!

...А потом он отправился готовить завтрак для Кэт и ее отца.

Утро Каспер еще мог терпеть. Раннее утро. Когда солнце было по-детски ласковым, а если и кусалось, то только в Шутку, не оставляя следов и царапин.

Но потом, солнце взрослело. Оно начинало жлобствовать. Его лучи становились злыми и назойливыми, словно до них доходило, что они не выспались (а им чертовски надоело вставать раньше всех), словно они ненавидели свою работу и готовы были вымещать злость на любом, кто попадется под руку...

Каспер однажды неосторожно задел ставень и кровожадный солнечный зайчик, притаившийся снаружи, тут же цапнул его за шею. Боль была дикая. Шея опухла так, что дядюшка Шланг посоветовал, пока не поздно, сделать прививку от бешенства.

– А то ты тоже превратишься в солнечного зайчика и перекусаешь всех нас.

Слава Богу, обошлось.

...А еще хуже были будильники. В отличие от всех остальных часовых механизмов они были тупыми и брехастыми, как цепные псы. Их звон возвещал окончание раннего утра и начало самого поганого времени суток – Часа Суетливых Сборов.

Это было все.

Мистер Харви появлялся на кухне с помятым лицом и без очков.

– Черт побери, куда подевались мои очки? – вопрошал он с каким-то обидным подозрением в голосе.

Очки всегда оказывались в ванне. Доктор перед сном специально клал их туда, чтобы надеть сразу после бритья и умывания, но потом напрочь об этом забывал.

Кэт поднималась легко, но всегда по полчаса торчала перед трильяжем и потому опаздывала и нервничала. Она страшно суетилась. Каспер подумал, что если бы он был мальчишкой, а она – его подружкой, он, пожалуй, дарил бы ей каждое утро по букету цветов. Бросал бы в окно. А зимой, когда рамы наглухо закрывают и утепляют – оставлял бы букет в почтовом ящике... Чтобы отбить у утра его кислый металлический привкус.

И в том, что сегодняшнее утро все испортило, не было ничего удивительного.

Когда Каспер за завтраком начал рассказывать о ночном путешествии к Хичкоку, у Харви и Кэт от удивления сначала поотваливались челюсти. Но когда он подошел к самому интересному месту в рассказе, доктор вдруг посмотрел на часы, захлопнул челюсть и сказал дочери:

– Милая, ты сегодня здорово тормозишь. Урок начнется через двадцать пять минут.

Мистер Харви считал, что опаздывающий человек – хладнокровный убийца (кажется, мы об этом уже говорили).

– Но, папа!.. – Кэт подняла на него свои большие черные глазищи.

– Никаких «но». Сначала – дело, а потом уже разговоры. Мне не хочется, чтобы моя горячо любимая дочь становилась хладнокровным убийцей... Я пошел заводить машину.

Было бы ладно, если б дело касалось только Каспера. Но ведь опасность грозила прежде всего самому мистеру Харви! Взрослая логика оставалась для Каспера тайной за семью печатями.