Каштановый человечек - [114]

Хесс увидел свежевыпавший снег три четверти часа назад, когда, заперев в последний раз дверь своей квартиры, вышел в галерею на свежий морозный воздух и спустился по лестнице к уже ожидавшему его такси. Дневной свет поначалу ослепил его, и он испытал облегчение, когда нащупал во внутреннем кармане куртки очешник. С облегчением, потому как не был уверен, что отыщет его там. Он вообще мало в чем был уверен, ибо проснулся с жуткого похмелья, и тот факт, что солнцезащитные очки оказались там, где им и положено, вселил в него ощущение, что все пойдет хорошо и впереди его ждет замечательный день. По пути к такси Марк наслаждался мыслью, что похороны на самом деле скончавшейся осени проходят в день его отъезда. Добрые предчувствия не покидают Хесса и теперь, когда он после прохождения контроля безопасности шагает по аэровокзалу, ощущая свою принадлежность к международному сообществу. Его окружают туристы и прочая зарубежная публика, лепечущая что-то на всевозможных языках, и он чувствует, что Копенгаген остался во всех смыслах этого слова позади. Проходит электронную регистрацию и с удовлетворением убеждается, что посадка на его рейс уже объявлена. Снегопад еще не сказался на работе аэропорта, а это еще один знак того, что сегодня ему посопутствует удача. Хесс поднимает сумку с немногочисленными вещами, которую берет с собой в салон, и направляется к выходу на посадку. Увидев свое отражение в окне одного из бутиков в зале вылета, начинает гадать, одет ли он более подходяще для бухарестской погоды, чем для нынешней копенгагенской. Кто его знает, тепло там или морозно и снежно… Лучше всего было бы, наверное, заскочить по дороге в магазинчик и купить парку и сапоги от «Тимберленда», но похмелье и желание поскорее покинуть страну перевешивают, и он довольствуется круассаном и кофе навынос в «Старбаксе».

Зеленый свет для Хесса зажегся в Гааге вчера вечером: ему позвонил секретарь Фрайманна, а на его смартфон поступил авиабилет в Румынию. По иронии судьбы, в этот момент Хесс пребывал в еще более плачевном состоянии, чем тогда, чуть более трех недель назад, когда впал в немилость и был сослан в Копенгаген. Ведь последние десять дней он находился в поисках истины в кабаках и пивных, на которые столь богат стольный град датский. Спустя мгновение Хесса переключили на самого Фрайманна, который коротко сообщил, что проверка закончилась в его пользу.

– В том смысле, что за любое упущение, неповиновение распоряжениям вышестоящего начальства или хотя бы поползновение на отсутствие на рабочем месте пощады не будет. Твой копенгагенский шеф дал положительный отзыв о твоей работе и гарантировал, что мотивации тебе не занимать, так что тебе несложно будет выполнить вышеизложенные условия.

Хесс воздержался от долгих излияний и просто ответил утвердительно. Он не видел причины объяснять, что Нюландер дал ему положительную характеристику, по всей вероятности, лишь для того, чтобы поскорее распрощаться с ним. Потом Марк позвонил Франсуа и поблагодарил его за помощь. Он испытывал колоссальное облегчение, предвкушая возвращение под надежное крыло Европола. Ну, разумеется, после того, как сделает крюк и заедет в Бухарест. Да, конечно, ночевать ему придется в номере гостиницы средней руки и заниматься совершенно рутинным «евроделом», но, как ни крути, там все же лучше, чем здесь.

Помимо всего прочего, уладилась и ситуация с квартирой. Контракт, правда, еще не подписан, но, как ни поразительно, маклеру удалось-таки отыскать покупателя. Ну, дело ясное, во многом потому, что Хесс согласился снизить цену на двести тысяч крон, что, кстати сказать, произошло в тот день, когда он более всего нализался. Поэтому вчера же вечером Марк передал ключ от квартиры управдому, и тот, по-видимому, был столь же рад распрощаться с ним, как и Нюландер и вся его компашка из управления. Мало того, еще ранее на неделе пакистанец пристал к нему, как банный лист, вызвавшись самолично отциклевать полы и закончить отделку квартиры, если уж Хесс и вправду собирается продавать ее. Марк поблагодарил его, хотя на самом деле ему было глубоко фиолетово что до полов, что до снижения цены, лишь бы сбыть эту берлогу с рук и никогда более сюда не возвращаться.

Единственное не законченное Хессом дело заключалось в том, что он так и не разрулил дурацкую ситуацию с Найей Тули́н. Хотя, с другой стороны, не настолько она его задевала, чтобы называть ее «делом». В ту ночь, когда они расстались, он вдруг почувствовал, что она полагает, будто корни его версии исчезновения дочери Хартунгов следует искать в нелучшем его психическом состоянии. Будто он перестал адекватно воспринимать происходящее лишь потому, что у него возникли проблемы с головой. Возможно, кто-то давно уже поведал ей о его прошлом, и она нашла в этом причину его душевного нездоровья. Хотя Марк и не исключал, что она права. Во всяком случае, с той ночи он больше не думал ни о каштанах, ни об отпечатках пальцев. Дело было расследовано, и решающим фактором стала находка отчлененных фрагментов тела в заброшенной скотобойне. И теперь, когда он стоит в очереди на посадку с посадочным талоном в своем мобильном, ему представляется странным, почему он поставил под сомнение версию коллег. И лишь две вещи, связанные с пребыванием в Копенгагене, не дают ему покоя. Это светлые глаза Тули́н и то, что он не позвонил и не попрощался с нею. Но от такого рода болезней есть надежное средство – во всяком случае, именно с таким настроением он исчезает в утробе рейсового лайнера и устраивается на месте 12В. Сидящий рядом бизнесмен, учуяв похмельный запашок изо рта Хесса, одаривает его неодобрительным взглядом, но тот лишь поглубже усаживается в кресло, чтобы поудобнее покемарить пару часов полета. Еще он напоминает себе не забыть выпить виски с содовой или джину с тоником, чтобы облагораживающий душу и тело сон был достаточно глубок. Но тут на его мобильник поступает эсэмэска на английском от Франсуа.