Каштановый человечек - [112]

– Да, выглядит он хорошо. А сейчас ужинает.

– Рад слышать. Я ненадолго. Просто хочу сообщить вам, что мы считаем дела об убийствах раскрытыми и что мы…

– Вы что-нибудь узнали о Кристине? – Своим вопросом Роза Хартунг нарушает продуманный Нюландером план, но он, оказывается, готов к этому и, стараясь сохранить самообладание, спокойно и убедительно дает им понять, что ничего нового о судьбе их дочери, к сожалению, сказать не имеет.

– Обстоятельства смерти вашей дочери были прояснены еще в прошлом году, и сегодняшнее дело ничего в этом смысле не меняет. Я все время старался обратить ваше внимание на то, что речь идет о совершенно разных преступлениях. И, разумеется, представлю вам полный отчет о нынешнем деле. Когда расследование будет доведено до конца.

Слова Нюландера повергают родителей в отчаяние, и все же они, перебивая друг друга, задают ему конкретные вопросы:

– Но как же быть с отпечатками пальцев?

– Разве они ничего не значат?

– Что говорят преступники? Вы их уже допросили?

– Я понимаю ваше горе, но вы должны доверять следствию. Мои люди обыскали автомобиль, в котором нашли Густава, а также квартиру преступников, побывали у них на работе, но не нашли никаких доказательств, что Кристине жива. И вообще ничего, что указывало бы на их знакомство с нею. К сожалению, оба преступника покончили жизнь самоубийством до того, как мы их обнаружили. Видимо, они решили таким образом избежать поимки и наказания. Поэтому сами они на ваши вопросы уже не ответят. Но повторю, нет никаких оснований полагать, что на допросе они могли бы сообщить что-то новое о вашей дочери.

Родители, дело ясное, никак не хотят упускать последнюю соломинку, и все-таки критический выпад Розы Хартунг в адрес Нюландера звучит резко и даже в какой-то степени агрессивно:

– Но, может быть, вы ошибаетесь?! Вы ни в чем не уверены. Ведь были же эти каштановые человечки с отпечатками пальцев Кристине. Может, эти люди вовсе не преступники?

– На самом деле мы знаем, что преступники именно они. Уверены в этом на сто процентов.

Нюландер рассказывает им о неопровержимых уликах, найденных сегодня вечером в заброшенной скотобойне, при воспоминании о которых у него от удовлетворения ощущаются бабочки в животе. Однако, закончив свою речь, он по глазам Розы Хартунг понимает, что отнял у них последнюю надежду. Взгляд ее направлен на него, но она его не видит, и Нюландер даже представить себе не может, что эти люди когда-нибудь вообще смогут прийти в себя. Он смущен и растерян. Внезапно у него возникает желание взять Розу за руку и сказать, что все у них наладится. Ведь у них есть сын. Они по-прежнему вместе. И у них все еще так много всего, ради чего следует жить. Но вместо этого он бормочет что-то невнятное – мол, к сожалению, он не может толком объяснить, каким образом эти несчастные каштановые человечки с отпечатками пальцев Кристине оказались у преступников, но в конечном итоге этот факт ничего не меняет…

Министр его не слышит. Нюландер прощается и пятится к выходу, пока не появляется ощущение, что теперь можно развернуться. Он выходит на улицу и закрывает за собой дверь. У него еще двадцать минут до встречи с руководством, и все же, глотнув свежего воздуха, Нюландер сразу спешит к машине.

98

Хесс быстрым шагом идет по мокрым плитам в совершенно пустом дворике с колоннами. Ему слышен голос корреспондента, ведущего репортаж от виллы Хартунгов на Внешнем Эстербро, который дежурный при входе в управление смотрит по телевизору с плоским экраном. Хессу, однако, не до репортажей. Поднявшись в ротонду, он идет в сторону отдела и в одном из кабинетов видит, как народ открывает пивные банки, собираясь отпраздновать успешное окончание операции. Долгий день клонится к концу. Но для Хесса он еще не закончен.

– Нюландер у себя?

– У него совещание.

– Мне надо с ним поговорить. Это важно. Прямо сейчас!

Смилостивившаяся над ним секретарь исчезает за дверью зала для совещаний, а Хесс остается ждать в приемной. Обувь у него вся в грязи, одежда промокла насквозь. Руки дрожат, и Марк сам не знает, то ли от возбуждения, то ли от холода в лесу, где он находился последние пару часов, упорно игнорируя просьбы судмедэксперта не мешать тому работать. Но время он там провел не напрасно.

– У меня нет времени. Через минуту пресс-конференция.

На выходе из комнаты Нюландер прощается с парой шишек из руководства. Хесс по опыту знает, что в такой ситуации любой полицейский начальник предпочтет публично объявить об успешном окончании операции, чтобы освободиться от давления прессы. Но ему просто кровь из носу надо переговорить с Нюландером до начала пресс-конференции, и потому он на ходу объясняет шефу, что дело не закончено.

– Хесс, твоя упертость меня уже не удивляет.

– Во-первых, у нас нет доказательств того, что Бенедикте Сканс и Асгер Неергор знали погибших женщин. И дома у них мы ничего не нашли, что говорило бы об их знакомстве.

– А вот с этим я не совсем согласен.

– Во-вторых, у них отсутствовал мотив убивать их, а уж тем более отрезать у них руки и ступни. Они озлобились конкретно на Розу Хартунг, а вовсе не на всех женщин или всех матерей вообще. Теоретически Бенедикте Сканс благодаря связям в больнице могла получить доступ к историям болезни детей в травматологическом отделении, но если это они с Асгером писали заявления, почему же мы не обнаружили следов этого?