Карусель - [19]

Леди Визард усмехнулась и взяла сигарету.

— Voyons, mon cher[17], на самом деле я решила, что это тебя не касается.

Закурив, она выпустила в воздух два идеальных кольца дыма и принялась наблюдать за сыном с неким высокомерным изумлением.

— Не ожидал, что сегодня ты устроишь праздник.

— Друзья настояли, к тому же мне надо было как-то отметить свой триумф. — Она легко рассмеялась. — Mon Dieu![18] Ты и не представляешь, насколько я была близка к гибели. Ты читал о моем перекрестном допросе? Только он меня и спас.

— Спас от чего?! — с яростью воскликнул Бэзил, и две суровые морщины пролегли между его бровями. — Он спас тебя от позорного бесчестья? Да, я прочел каждое слово. Сначала не мог поверить, что все это правда.

— Et après?[19] — спокойно спросила леди Визард.

— Но это оказалось правдой, и нашлось не менее дюжины человек, которые все подтвердили. О Боже, как ты могла?! Я восхищался тобой больше, чем кем-либо другим… Я подумал о твоем позоре и пришел, желая помочь тебе. Разве ты не осознаешь весь ужас бесчестья? О мама, мама, ты не можешь продолжать в том же духе! Бог свидетель, я не хочу тебя обвинять. Поедем со мной, отправимся в Италию и начнем все заново…

Его пламенная речь в самом разгаре была прервана изумленным холодным взглядом леди Визард.

— Но ты говоришь так, словно я разведена. До чего же нелепо ты себя ведешь! Даже в этом случае, возможно, было бы лучше ненадолго уехать, но и то я приняла бы это с гордо поднятой головой. Ты действительно думаешь, что я сбегу сейчас? Pas si bête, mon petit![20]

— Ты хочешь сказать, что останешься здесь, теперь, когда каждый знает, что ты собой представляешь, когда каждый будет указывать на тебя пальцем на улице и нашептывать остальным все новые и новые грязные подробности? И какими бы грязными они ни были, все это будет правдой.

Леди Визард пожала плечами.

— Oh, que tu m'assomes![21] — презрительно бросила она, справедливо гордясь своим французским произношением. — Плохо ты меня знаешь, если считаешь, что я буду прятаться в каком-нибудь захолустном континентальном городке или пополню ряды дам с подпорченной репутацией в declassée[22] обществе Флоренции. Я собираюсь остаться здесь. Буду появляться везде, буду посещать каждый спектакль в театре и опере, ходить на скачки и так далее. У меня есть хорошие друзья, которые меня поддержат, и ты увидишь, что через пару лет я смогу все преодолеть. В конце концов, я сделала ненамного больше, чем все остальные, а если какой-то bourgeois[23] узнал обо мне то, чего не знал раньше, то je men bats l'oeil[24]. Я избавилась от этой свиньи — моего мужа, и только ради этого стоило пройти через суд. В конце концов, он знал, что происходит. Он напал на меня лишь потому, что его испугали мои расходы.

— И тебе не стыдно? — тихо спросил Бэзил. — Ты ни о чем не жалеешь?

— Раскаиваются только глупцы, мой дорогой. А я никогда в жизни не делала ничего, что не повторила бы еще раз, за исключением браков с двумя своими мужьями.

— И ты собираешься остаться здесь, как будто ничего не произошло?

— Не глупи, Бэзил, — устало ответила леди Визард. — Конечно, я не собираюсь жить в этом доме. У Эрнеста Торренса есть миленькая лачужка на Керзон-стрит, и он предложил сдать ее мне.

— Но ты ведь не примешь от него такое предложение, мама. Это было бы слишком вызывающе. Ради Бога, прекрати общаться с этими мужчинами.

— Но не могу же я бросать старого друга лишь потому, что мой муж вызвал его в суд как соответчика.

Бэзил подошел к ней и положил руки ей на плечи:

— Мама, не может быть, чтобы ты говорила это серьезно. Осмелюсь признать, что я недалек, неловок и не могу как следует облечь свои мысли в слова. Видит Бог, я не хочу читать тебе нравоучений, но разве понятия чести и долга, чистоты и непорочности, да и другие — пустой звук? Не будь так жестока с самой собой. Какое имеет значение, что говорят люди? Забудь об этом, и давай уедем отсюда.

— T'es ridicule, mon cher[25], — сказала леди Визард и помрачнела. — Если ты не можешь предложить больше ничего интересного, то давай отправимся в гостиную… Ты идешь? — Она направилась к двери, но Бэзил ее перехватил.

— Ты никуда не пойдешь. Я все-таки твой сын, и ты не имеешь права себя позорить.

— И что же ты сделаешь, скажи на милость?

Леди Визард улыбнулась, но эта улыбка была последней попыткой скрыть охвативший ее гнев.

— Не знаю, но я что-нибудь придумаю. Если тебе недостает чести, чтобы защитить себя, тогда это сделаю я.

— Ты, нахальный мальчишка, да как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?! — возмутилась леди Визард, повернувшись к нему. Глаза ее сверкали. — И чего ты надеешься добиться, когда приходишь сюда и меня поучаешь? Ты несчастный зануда! Я думаю, это у тебя в крови, ведь твой отец еще до твоего появления на свет был занудой.

Бэзил смотрел на нее, и гнев затмевал все другие его чувства: жалость уже испарилась, и он не пытался скрыть негодование.

— О, как же глуп я был, что верил в тебя все эти годы! Я готов был поставить жизнь на то, что ты чиста и невинна. А теперь, когда читаю все эти газеты, где говорится, что присяжные сомневались, я точно знаю: все было правдой.