Карты судьбы - [3]

Видимо, отец надеялся, что его дочь минует долг клятвы. Но едва мне исполнилось десять лет, случилось то, что должно было случиться. В один из своих первых женских дней я проснулась на лесной поляне вдалеке от замка. Когда, растерянная, мокрая от росы, в одной рубашке, я вернулась домой, где уже поднялся переполох, и объяснила, что не знаю, как очутилась в лесу, то увидела, как помертвело лицо отца, услышала, какая тишина повисла под высокими сводами.

Не объясняя причины, отец приказал на дверях моей спальни укрепить тяжелые засовы, на окнах — крепкие ставни. Все было напрасно — замки, часовые, заговоры. Утро за утром я просыпалась в лесу, не помня, что со мной было. На пятый день, открыв глаза, я увидела рядом отца — на его лице, измученном бессонной ночью и страхом, лежала печать обреченности. В руках его был меч.

— Отец! — воскликнула я, смеясь и радуясь. — Как ты нашел меня?

— Я шел по твоим следам.

Он попытался уклониться от моих объятий, но руки его дрогнули, выронили меч, и он больно прижал меня к себе, хрипло шепча:

— Ты моя дочь… дочь… Я не отдам… никому тебя не отдам…

Трава вокруг была примята, а на ветках кустарника блестели клочки голубоватой шерсти: когда я коснулась их, они растаяли, как клочья тумана в ясное утро.

— Что это?

— Наваждение, — ответил отец и, крепко взяв меня за руку, повел домой.

Вскоре в замок приехала сестра отца. Зная, что тетка меня недолюбливает, я старалась не попадаться ей на глаза, а отрывок того странного разговора услышала совершенно случайно.

— …многие дети ходят во сне…

У тетки был властный, не терпящий возражения голос.

— Оставь! Ты знаешь, в чем дело! Поговаривают, появился невиданный в здешних краях зверь — голубая пантера. Она ходит по ночным улицам и заглядывает в окна. У нее синие глаза.

— Да, у нее синие глаза.

— Ты… ты видел ее?

— Да. Я ее видел. Она купалась в лунном свете и играла с сухими листьями, как с бабочками…

— А потом?

— Я пошел по ее следам.

— И что же?

— Я нашел свою дочь.

Пауза.

— Пока она молода, и они владеют ею лишь в женские дни, — произнес бесстрастный голос тетки, — что будет, когда она войдет в силу? Не лучше ли вернуть то, что принадлежит богам?

— Пусть она не такая, как другие, — тяжело сказал отец, — но она моя дочь. Ни она, ни я не давали клятвы.

— Я говорила, не следовало тебе жениться на той женщине: она несла на себе печать проклятия. А теперь проклятие падет и на наш род. Почему ты не выполнил волю своей жены? Если Эрнани когда-нибудь узнает…

— Я убью всякого, кто осмелится ей сказать об этом! — с силой сказал отец. — Пока я жив, ни ты, ни они ее не получат!

— Да. Пока ты жив. — С этими словами тетка вышла из библиотеки и наткнулась на меня. Ее гневный взгляд пронзил меня, костлявые руки взметнулись для удара… Я отшатнулась, прикрываясь ладонью…

Яркая вспышка. Не понимая, что происходит, я опустила руку. Тетка отступала, не сводя с меня глаз. Ее костлявое тело сотрясала крупная дрожь.

— Они сильнее меня! — простонала она, отворачиваясь. Отец стоял на пороге библиотеки, пристально наблюдая за нами. Его лицо было бледным. Через неделю, никому не сказав о цели путешествия, отец с небольшим отрядом покинул замок. А я перестала ломать голову над загадочным спором и над моими ночными странствиями, тем более что случались они редко и не приносили мне вреда.

Вернувшись через несколько месяцев, отец объявил, что обручил меня с одним из Горных Князей — Князем Серебра. Пока мы еще слишком молоды, но лет через пять…

— Хорошо, — ответила я, не видя причины для радости или печали, и выбросила свое обручение из головы. О том, что я — невеста, напоминало лишь кольцо, над которым насмехалась Бейги, твердившая, что у Горных Князей нет ничего, кроме их имени. Но мне кольцо нравилось: оно было тонким, легким и не мешало стрельбе из лука. Раз в год мой далекий жених присылал мне подарки — великолепные шкуры невиданных зверей, чудесной огранки хрусталь, и все то же серебро — изящное, светлое, словно вобравшее в себя лунное сияние…

Время шло. Все реже гости появлялись в нашем замке, все реже мы получали приглашения от окрестных Владетелей. Но лишь Бейги огорчало и бесило это. Нам с отцом было достаточно общества друг друга — на охоте, у камина долгими зимними вечерами. Отец стремился каждую свободную минуту провести со мной, будто старался наверстать упущенное или наговориться вперед на долгие годы. Возможно, он предчувствовал скорое расставание…

Враг пришел в год моей свадьбы — так внезапно, что даже воины-горцы были застигнуты врасплох. Владетели, верные заключенному союзу, собрав войска, уходили воевать на север.

Перед отъездом отец долго, будто стараясь разглядеть во мне кого-то еще, смотрел в мои глаза.

— Простишь ли ты меня когда-нибудь, дочь? — произнес он загадочную фразу, поцеловал меня в лоб и простился с остальными.

Я смотрела ему вслед с тяжелым сердцем. Я уже знала, что он не вернется, и была готова к известию, которое мы получили через два года. Сам ли он искал смерти, или она его настигла… Рыдавшая Бейги обвиняла меня в бессердечии, но все свои слезы я уже давно выплакала.