Потому что неправильно, мой друг, чтобы такая женщина, еще молодая и привлекательная, отказывалась от жизни из-за того, что, как она считает, на ней пятно. Нет, это неправильно. Скажите ей это вы, мой друг, вы, еще не утративший привлекательности для женщин…
Eh bien, больше мне нечего добавить. Не знаю, Гастингс, оправданно ли то, что я сделал. Да, не знаю. Я не верю, что человек должен брать закон в свои руки…
Но с другой стороны, я и есть закон! Когда молодым человеком я служил в бельгийской полиции, то застрелил отчаянного преступника, который сидел на крыше и палил в людей, находившихся внизу. В критической ситуации действует закон военного времени.
Отняв жизнь у Нортона, я спас другие жизни – невинные жизни. Но я все-таки не знаю… Может быть, это и правильно, что не знаю. Я всегда был таким уверенным – слишком уверенным…
Но сейчас я исполнен смирения и говорю, как маленький ребенок: «Я не знаю…»
До свидания, cher ami. Я убрал ампулы с амилнитратом с тумбочки у моей постели. Я предпочитаю отдаться в руки bon Dieu. Да будет его кара или его милосердие скорым!
Мы больше не будем охотиться вместе, мой друг. Наша первая охота была здесь – и наша последняя…
Это было хорошее время.
Да, очень хорошее время…»
(Конец рукописи Эркюля Пуаро.)
Последняя запись капитана Артура Гастингса: «Я закончил читать… Пока еще не могу во все это поверить… Но он прав. Мне следовало бы знать. Я должен был догадаться, когда увидел отверстие от пули, симметрично расположенное в самом центре лба.
Странно, я вдруг вспомнил ту мысль, которая мелькнула у меня в голове в то утро.
Отметина на лбу у Нортона – она похожа на печать Каина…»
