Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле - [168]

Он бросил взгляд на супругов. Линит еще не стряхнула дремотного оцепенения и глядела озадаченно. Саймон же был вне себя от ярости.

— Черт бы ее побрал! — выдохнул он.

Взглянув на Тима Аллертона, он тут же взял себя в руки.

А тот сказал:

— Просто жуть! Интересно, он сам оттуда сверзился или какой-нибудь болван его столкнул?

На Линит не было лица. Она с трудом выговорила:

— Какой-нибудь болван, наверное.

— Он бы вас как пить дать укокошил. Но врагов же у вас нет, Линит?

Но, даже сглотнув и раз и другой, Линит не нашла в себе сил поддержать шутливый тон.

— Давайте вернемся на пароход, мадам, — вставил Пуаро. — Вам нужно принять что-нибудь взбадривающее.

Все заспешили в обратный путь. В Саймоне клокотала ярость, Тим балагурил, стараясь отвлечь Линит от мыслей о пережитой опасности, Пуаро хмурился.

Они уже подходили к сходням, когда вдруг Саймон пораженно замер на месте. Его лицо выражало изумление.

С парохода спускалась на берег Жаклин де Бельфор.

На ней был простенький льняной костюм, в котором она выглядела совершенным подростком.

— Господи, — прошептал Саймон, — так это в самом деле была случайность.

Его лицо просветлело. Выразившееся на нем чувство невероятного облегчения озадачило Жаклин.

— Доброе утро, — сказала она. — Боюсь, я проспала все на свете.

Она кивнула всем, ступила на землю и направилась к храму.

Саймон схватил Пуаро за руку. Тим и Линит уже поднимались на пароход.

— Боже, какое облегчение. Я-то думал… я думал…

Пуаро кивнул.

— Да-да, я знаю, о чем вы думали. — Самого его не покидала хмурая озабоченность. Обернувшись, он внимательно вгляделся в разбредшихся пассажиров.

Опираясь на руку мисс Бауэрз, плелась в их сторону мисс Ван Шуйлер.

Чуть дальше миссис Аллертон смеялась над торчавшими из песка нубийскими головками. Рядом с ней стояла миссис Оттерборн.

Остальных не было видно.

Пуаро помотал головой и следом за Саймоном медленно поднялся на борт.

Глава 10

— Мадам, вы сказали недавно: как бы не на свою голову ей это веселье. Что это значит?

Миссис Аллертон слегка призадумалась. Они с Пуаро неспешно брели к утесу, с которого открывался вид на Второй порог. Другие пассажиры отправились на верблюдах. Пуаро отговорился тем, что с него достаточно корабельной качки. А миссис Аллертон сочла неприличным расслабляться.

В Вади-Хальф прибыли накануне вечером. Утром два баркаса доставили сюда, ко Второму порогу, всех пассажиров, кроме синьора Ричетти, в одиночестве отправившегося в местечко под названием Семне[303], которое, по его словам, представляло исключительный интерес, будучи во времена Аменемхета III[304] воротами в Нубию, что подтверждала и тамошняя стела с надписью, обязывавшей темнокожих платить дань, въезжая в Египет. Проявление самостоятельности со стороны синьора Ричетти пытались пресечь, однако без успеха. Синьор Ричетти был настроен решительно и отмел все возражения, как-то: 1. поездка не стоит того, чтобы ее затевать; 2. поездка невозможна, потому что туда не пройдет автомобиль; 3. тут негде достать автомобиль; 4. автомобиль будет стоить чудовищно дорого. Высмеяв пункт 1, высказав недоверие пункту 2, вызвавшись найти автомобиль (пункт 3) и на беглом арабском сторговавшись о цене (пункт 4), синьор Ричетти благополучно отбыл, причем в обстановке крайней секретности, боясь, что с ним увяжутся другие, кому наскучили обязательные туристские маршруты.

— Веселье на свою голову? — Раздумывая над ответом, миссис Аллертон чуть склонила голову набок. — Вообще — это просторечие. Это означает состояние восторженного счастья перед бедой. Неправдоподобного избыточного счастья.

Она еще порассуждала на сей предмет. Пуаро внимательно слушал.

— Благодарю вас, мадам. Теперь понимаю. Как это странно: вчера вы сказали это, а сегодня мадам Дойл едва избежала смерти.

Миссис Аллертон передернула плечами.

— Действительно, едва избежала. Вы думаете, тот камень скатил для смеха какой-нибудь из этих бесенят? Мальчишки способны на такую вещь, не замышляя при этом ничего дурного.

Пуаро пожал плечами.

— Возможно, мадам.

Он сменил тему и заговорил о Майорке, на случай возможной поездки, выведывая разные подробности.

К этому невысокому господину миссис Аллертон постепенно проникалась очень теплыми чувствами — отчасти из тайного противоречия. Тим, видела она, постоянно пытался расстроить ее дружбу с Эркюлем Пуаро, упорно зачисляя его в «последние прохвосты».

Она же его таковым никак не считала; причину предвзятого отношения сына она видела в том, что иностранец несколько экзотически одевался. Она находила, что он умный и интересный собеседник. И человек отзывчивый. Совершенно неожиданно для себя она поведала ему о своей нелюбви к Джоанне Саутвуд. Она выговорилась — и ей сделалось легче. Почему не поговорить с человеком? Он не знает Джоанны — может, никогда вообще ее не увидит. Почему не облегчить душу, усмирив неотпускающую ревность?

Как раз в эту минуту о ней самой говорили Тим и Розали Оттерборн. Тим, отчасти рисуясь, плакался на судьбу. Со здоровьем скверно, хотя не настолько плохо, чтобы всего себя посвятить ему, но и не так хорошо, чтобы жить как хочется. Денег кот наплакал, подходящего занятия — никакого.