Картонная пуля - [15]

…Анатолия Тимофеевича Баринова погубили детские впечатления. Сколько он себя помнил, у него были самые длинные руки и низкий лоб. С первоклассником Бариновым опасались связываться хулиганствующие третьеклассники. Когда Анатолий Тимофеевич перешел в седьмой класс, ему уважительно или опасливо протягивали руку выпускники… Но однажды в местной же школе отыскался восьмиклассник, урожденный едва ли не в самом центре матрешки. По совпадению тоже Толя. А по фамилии Ширяев. Этот Ширяев естественным образом подавил сознание юного Баринова и приручил. Но не так, как Маленький Принц — Лиса, а гораздо хуже.

— …Они потом уехали, — размазывая по лицу краску, рассказывал художник. — Всей семьей переехали в Воркуту. И вдруг через много лет он появился снова, Ширяев… В общем они сказали, что, если я не сделаю, как они хотят, мне не жить…

— Кто они? — переспросил я.

— Он, Ширяев. Он сказал, что у них целая команда. Но это и без пояснений было ясно, что он не один… Они собирались убить Краснопольского. А он, Краснопольский, мне что — родня?..

Родня — не родня, а все-таки деньги платил.

— Значит, это ты рассказал Ширяеву расписание директора?.. — догадался я.

— …Потом открыл дверь в коттедж и спрятался… Где? В подвал ушел… Там у них сауна недостроенная…

Я ни в кого не стрелял…

— Ясный перец! Но насчет этого пусть прокуратура разбирается. А мне скажи, как Ширяева найти и его дружбанов.

— Не знаю. Истинный крест!

Художник, да еще и верующий попался.

— Толя, ты меня изумляешь!..

— Точно не знаю! Откуда мне знать? Ширяев ко мне сам подошел на улице. Прописку я у него не спрашивал. — Значит, с тех пор, как они уехали, ты больше его не видел?

— Не видел.

— И старому дружбану он не рассказал, чем занимается и где живет?

— Чем занимается, и без того ясно. А где живет не говорил.

— А родители его кем работали до того, как в Воркуту переехали?

— На комбинате…

— Как выглядит?

— Кто?

— Да Ширяев же!

— Такой небольшой, обыкновенный… Как объяснить?

Художник называется, внешность запомнить не может! Я было решил заставить его рисовать портрет, но потом посмотрел на миндалевидные глаза и передумал.

Зря я сюда приехал, перепугал человека до смерти. Баринов это тупик. Как в стихотворении: стою на асфальте, в лыжи обутый… А лыжи не едут. Я спрятал пистолет и предупредил:

— Разумеется, о моем визите никому ни слова. Я, конечно, не лучший друг твоего детства, но при случае завалю не хуже любого друга. А?

— Конечно, — поспешил согласиться Баринов. — Зачем мне кому-то рассказывать?

— Ну да… А это кто? Девушка твоя? — я кивнул на художественное творчество. — Симпатичная… Что у нее с глазами? Конъюнктивит?

Глава 8

Одиноко и страшно ночью человеку с забинтованной головой вдали от родного города. Хотя и в родном-то городе податься некуда… Возле выезда на трассу светится очаг местной национальной культуры придорожное кафе «Титаник», из которого давеча напевала группа «Вакуум». Есть не хотелось, пить… не то чтобы… Я хоть и алкоголик, но тормозная жидкость из меня еще не окончательно вылилась. И все же нога невольно потянулась к педали автостопа — что-то в этом есть, когда посередине спящей ночной тьмы и снега вдруг натыкаешься на круг света, откуда доносится музыка и где в микроволновке для запоздалого путешественника подогреваются пирожки с луком, с яйцами. Все-таки все мы немного… Нет, не лошади. Бабочки.

Дисплей сибирских сотовых систем подтвердил свою готовность связать меня с областным центром. Я набрал два номера. Второй номер вернул безапелляционную серию длинных гудков. А первый отозвался сонным Яниным голосом. Яна — это такая девушка. Я с ней дружил не так давно, а раздружился, может быть, и по недоразуменью. Сейчас мне почему-то показалось возможным, что она, если и не выкажет радости от моего звонка, то хотя бы и не пошлет с ходу подальше.

— Можно к тебе приехать? — спросил я. Чем занимаешься?

— Сплю.

«С кем?» — хотел спросить я, но удержался, потому что вопроса тупее еще никто на свете не мог придумать. А потом все-таки спросил:

— С кем?

— Какая тебе разница?

У меня такое впечатление, что к любой девушке можно напроситься в гости хоть в час ночи, даже если три месяца назад открытым текстом она навсегда отправила тебя из своей личной жизни, только для этого нужны особые слова. Что за слова такие? Говорят, лет двести назад их хорошо знал один француз по имени Сирано де Бержерак, и за это ему ни в чем и никогда не было отказа от женщин. А другой жил в Испании — Дон Гуан, он даже на могиле мог любую уговорить. Я таких слов не знаю, вот и сижу в дырявом корыте посреди ночи на смычке между городом и деревней, вместо того, чтобы прижиматься щекой к яниной груди.

…Перед баром в тесном прокуренном зальчике не хотели расставаться со вчерашним днем три компании. Три негромких мужика допивали флакон КАОЛВИ; не первый флакон, если судить по размягченным лицам. Две раскрашенные девицы, коих законопослушная контролерша могла бы, пожалуй, не пустить на фильм до шестнадцати, при моем появлении прервали общение между собой, исполнив собачью стойку. Возле оконца, сдвинув столики, шумно гуляла последняя фракция — три парня и две девушки пролетарского происхождения.