Картины из истории народа чешского. Том 1 - [7]

Шрифт
Интервал

Один жеребец задел копытом человека Добренты и убил его. Добрента велел поймать коня и, подбежав, сам же исполнил свое приказание, так сильно дернув узду, что кровь брызнула с лошадиных губ. Конь свалился на бок, и аварский посол, с трудом подняв лошадь на ноги, закричал в великом гневе:

— Вся земля — стан кагана! Все мы его рабы, ты же станешь рабом последнего из моих рабов, у которого нет ни зубов, ни стати мужской.

Дальше еще высокомернее звучали его слова. Тогда Добрента ударил его и, стащив с седла, умертвил. Затем он приказал убить второго посла и все посольство.

Когда весть об этом долетела до кагана, когда услыхал владыка авар о смерти двух лучших своих воинов, повелел он готовиться к новому походу на дакийских славян. Авары хорошенько выпасли своих жеребцов и кобыл, наточили острия копий и топоров. Баян же встал с ложа своего, выстланного драгоценными мехами, и вышел из шатра, что стоял посреди табора.

Дважды сражалось войско его с народом Добренты, дважды ходил каган в дальние походы, по дакийских славян так и не покорил.


Вскоре после этих неудачных походов восстали на авар и западные племена славян. Стали нападать на них, бить их малые и крупные отряды, и власть кагана заколебалась. Тогда стало явным, что могущество его так и не сделалось истинной властью, что не изменило оно ни обычаев, ни нрава, ни характера славянского, ни рода.

Грабя и убивая, шел каган с дикими своими конниками из края в край, но те, кто нашел спасение в лесах, и те, кто бежал из рабства, и те, кого после недолгого порабощения оставляли авары на прежних местах, — все заново отстраивали свои жилища и продолжали жить. Не все попали в жестокое рабство — были племена, чья свобода нарушалась лишь время от времени; были и другие, чьи земли разоряли только раз, а некоторым повезло еще более, и они лишь изредка видели, как промелькнет вдали грива аварского жеребца. Видимо, именно так и было в верховьях реки Моравы и в Чехии, куда лес и горы мешали аварам проникнуть.

Когда поднялся дух сопротивления, шел, пожалуй, всего лишь пятидесятый год после первых наездов авар; и, как было при вторжении гуннов во Франкские земли, так и в славянских пределах кровь захватчиков смешивалась с кровью порабощенных и продолжала жить в мятежном поколении. А в 603 году умер каган Баян, и смерть его до основания потрясла господство авар. С тех пор быстрее стала разматываться нить с веретена судьбы, и в 620 году уже все земли, что хотя бы по названию подпали под владычество авар, восстали против поработителей. И отступали авары повсюду, а славяне подкарауливали их в засадах и толпами захватывали в плен, чтобы продать в рабство.


Жил в ту пору во Франкской земле купец по имени Само. То был человек светлого разума, натуры кипучей и яркой. Смех его вызывал в людях радость, речь — одобрение, а дела — уверенность, что все, к чему он прикоснется, чему придаст свой порядок, будет хорошо.

Итак, был Само купец и, как другие купцы, хаживал из края в край, развозя товары из одних мест в другие.

В его тюках, под перекрестьем веревок, хранились чудесные вещи. Для охраны сопровождали его вооруженные люди и множество рабов.

Однажды шел Само Восточной тропой из Австралии и. добравшись до перекрестка, то есть до места, где Янтарная тропа пересекает Восточную, решил вдруг продолжить путь не на восток, а повернуть к югу. Он задумал пуститься в Италию, и надо ему было раздобыть новых рабов для защиты. Поэтому он остановился в названном месте и стал поджидать других купцов, чтобы собрался караван побольше, да кого-нибудь из воинов, кому хитростью или силой удалось захватить в плен аварских конников. Ибо авары весьма ценились как рабы. Они славились силой, и по этой причине в Ломбардии платили за них более высокую цену, чем за слабых выходцев из Африки или Сирии.

Итак, Само ждал. В веселье проводил он время в шатрах со своими слугами, а тем временем вокруг него собирались купцы помельче. Они разбивали палатки поодаль от франкского купца и приходили к нему на поклон. Лагерь же Само был устроен так, что его шатер стоял за грудами тюков с товарами, их охраняла стража, а впереди стражи смыкались ряды рабов. Такой же порядок соблюдался и по сторонам, и позади шатра. Купцы помельче разместились несколько дальше, но в той же линии.

Так прошло время ожидания, и собралось вокруг Само много купцов и тех, кто приводил пленных авар; купцы прохаживались мимо них, оценивая их рост и крепость костяка. Когда кто-нибудь из купцов тыкал пальцем в грудь авара или ударял его по плечу, видно было, с какой неохотой выходит тот из кучки пленных. Страх морщил их лбы, ненависть стискивала челюсти, и конопляная веревка, стягивающая их щиколотки, то натягивалась при злобном шаге, то ослаблялась, извиваясь змеей.

В этой мешанине людей, одетых и нагих, поблескивали копья вооруженной дружины и кованый пояс Само. Он расхаживал то туда, то сюда, но слов его не было слышно, ибо сильный шум стоял над толпой. Ревел скот, звенела аварская сбруя, бренчали уздечки и сабли, привязанные сбоку к седлам. Одни приносили эти седла на продажу и сбрасывали их в кучу, другие, зазывая покупателей, растягивали на руках шкуры, третьи отмеряли соль, предлагали цепочки, ткани…


Еще от автора Владислав Ванчура
Картины из истории народа чешского. Том 2

Прозаический шедевр народного писателя Чехо-Словакии Владислава Ванчуры (1891–1942) «Картины из истории народа чешского» — произведение, воссоздающее дух нескольких столетий отечественной истории, в котором мастер соединяет традиционный для чешской литературы жанр исторической хроники с концентрированным драматическим действием новеллы. По монументальности в сочетании с трагикой и юмором, исторической точности и поэтичности, романтическому пафосу эта летопись прошлого занимает достойное место в мировой литературе.Во второй том «Картин» включены циклы — «Три короля из рода Пршемысловичей» и «Последние Пршемысловичи».На русском языке издается впервые к 100-летию со дня рождения писателя.


Конец старых времен

Эта книга продолжит знакомство советского читателя с творчеством выдающегося чешского прозаика Владислава Ванчуры, ряд произведений которого уже издавался на русском языке. Том содержит три романа: «Пекарь Ян Маргоул» (публиковался ранее), «Маркета Лазарова» и «Конец старых времен» (переведены впервые). Написанные в разное время, соотнесенные с разными эпохами, романы эти обогащают наше представление о жизни и литературе Чехии и дают яркое представление о своеобразии таланта большого художника,.


Причуды лета

В повести «Причуды лета» (1926) о любовных похождениях респектабельных граждан, которую Иван Ольбрахт считал «одной из самых очаровательных книг, когда-либо написанных в Чехии», и ставил рядом с «Бравым солдатом Швейком», Владислав Ванчура показал себя блестящим юмористом и мастером пародии.


Пекарь Ян Маргоул

Эта книга продолжит знакомство советского читателя с творчеством выдающегося чешского прозаика Владислава Ванчуры, ряд произведений которого уже издавался на русском языке. Том содержит три романа: «Пекарь Ян Маргоул» (публиковался ранее), «Маркета Лазарова» и «Конец старых времен» (переведены впервые). Написанные в разное время, соотнесенные с разными эпохами, романы эти обогащают наше представление о жизни и литературе Чехии и дают яркое представление о своеобразии таланта большого художника,.


Маркета Лазарова

Эта книга продолжит знакомство советского читателя с творчеством выдающегося чешского прозаика Владислава Ванчуры, ряд произведений которого уже издавался на русском языке. Том содержит три романа: «Пекарь Ян Маргоул» (публиковался ранее), «Маркета Лазарова» и «Конец старых времен» (переведены впервые). Написанные в разное время, соотнесенные с разными эпохами, романы эти обогащают наше представление о жизни и литературе Чехии и дают яркое представление о своеобразии таланта большого художника,.


Кубула и Куба Кубикула

Книга о приключениях медвежатника Кубы Кубикулы и его медведя Кубулы, ставшая у себя на родине в Чехии классикой детской литературы. Иллюстрации известного чешского мультипликатора Зденека Сметаны.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.