Картины города при вечернем освещении - [18]

Но сотрудникам токийской резидентуры нелегко было перестраиваться. Опытные работники, такие, как Росовски, помнили другие времена.

Сразу же после оккупации на Японские острова высадилась большая группа сотрудников американских специальных служб. Поговаривали даже, что подлинное правительство Японии в период оккупации находилось в бывшем здании пароходной компании «Нихон юсэн биру», где разместились основные подразделения Джи-2 — 2-го отдела штаба оккупационной армии, занимавшегося разведкой и контрразведкой, и штаб армейской контрразведки Си-Ай-Си, пользовавшейся самостоятельностью благодаря возможности выхода наверх, прямо в Вашингтон. Джи-2 имел в своем распоряжении специальный отряд Си-Ай-Эс — секцию гражданской разведки, которая участвовала в выработке политики. Кроме того, в порту Йокосука расположилось Оу-Эн-Ай — управление военно-морской разведки. На всех военно-воздушных базах действовала Оу-Эс-Ай — контрразведка ВВС. Отдел гражданской цензуры контролировал всю корреспонденцию в стране, прослушивал телефонные разговоры. В те времена японцы получали заклеенные полоской целлофана конверты со штампом «вскрывалось».

Потом место армейских разведчиков заняли сотрудники образованного в 1947 году Центрального разведывательного управления, которым была предоставлена полная свобода действий. Пребывание в Японии работников управления было формально узаконено в одном из японо-американских соглашений. Подпункт «Д» третьего пункта 7-й статьи этого документа гласил: «Персонал второй категории в соответствии с международным обычаем признается обладающим привилегиями и свободой, установленными для определенных категорий в посольстве их страны. Правительство Соединенных Штатов в отношении персонала второй категории может отказаться от регистрационных номерных знаков, установленных для дипломатических машин, от внесения в списки дипломатического корпуса, от общественных почестей и других привилегий и почестей, связанных с положением дипломата».

В бедствовавшей, тяжело оправляющейся от военной разрухи Японии американцы легко находили людей, готовых служить им за полновесные доллары. Сотрудники ЦРУ не знали никаких проблем. Они подключались к телефонам политических деятелей, внушавших им сомнения. Росовски вспомнил, как в 1960 году, выложив немалую сумму в долларах, управление помешало переизбранию в парламент депутата оппозиции, который возглавил демонстрацию против визита в Токио тогдашнего президента США Дуайта Эйзенхауэра.

В те времена второй отдел главного полицейского управления Японии раз в неделю передавал токийской резидентуре ЦРУ сводку информационных материалов о положении в стране.

Теперь все изменилось, недовольно констатировали сотрудники токийской резидентуры. Они по-прежнему формально пользовались режимом наибольшего благоприятствования, но некоторые двери перед ними уже закрылись. История с «Храмом утренней зари» лишнее тому доказательство. Что же замышляют японцы? Мысли о «Храме» не давали Росовски покоя.

— А зачем вы лезете в наркотики? Это не ваша специальность, подозрительно посмотрел на Имаи инспектор Коно.

— Не бойтесь, хлеб отбивать не стану.

— А я и не боюсь, — хмыкнул инспектор, — я этого хлеба за одиннадцать лет службы переел, живот болит. Я другого боюсь. Ребята вашего отдела часто просят разрешения покопаться в моих делах. Они-то свое находят, да заодно спугивают мою дичь. Вот и получается, что вы мне только работу портите. Зачем же мне вас подпускать к своим делам?

У Имаи болела голова, почему-то было больно глотать — простудился в аэропорту, что ли? Ему хотелось высокомерно оборвать инспектора («Надо же, одиннадцать лет на одном месте сидит! Явно никаких способностей!»). Имаи часто хвалил американцев, которые пользовались системой тестов по определению коэффициента умственного развития. «Ведь совершенно очевидно, — говорил он приятелям в университете, — что люди рождаются с различным уровнем умственных способностей. И если с самого детства определить степень возможностей человека и соответствующим образом направить его, то он будет счастлив». Глядя на инспектора по наркотикам, он подумал, что по результатам тестов того следовало бы наверняка перевести в патрульные.

Но некоторый опыт служебных отношений, приобретенный на стажировке в хоккайдском штабе, заставил его ответить по-иному:

— Я готов выложить карты на стол. Мне нужно найти какие-нибудь следы вот этого человека. — Он достал фотографию Осима — человека, которого они с Касуга сбили на дороге. — Он был связан с местными торговцами наркотиками.

Инспектор бросил цепкий взгляд на фотографию.

— Я такого не видел.

— А что, если потолковать с кем-либо из ваших подопечных?

Инспектор нахмурился.

— Завтра я провожу одну операцию. Не ручаюсь за ее исход, но в принципе охота будет крупная. Поезжайте со мной. Поможете мне, я помогу вам…

Они просидели часа три в маленьком, душном кабинете инспектора Коно.

— Да-а, непростая предстоит работа, — заметил порядком уставший Имаи. Ночь почти не спал, плюс самолет, да еще простудился.

Он чувствовал себя совершенно разбитым, мечтал добраться до постели. Однако Коно, казалось, не ощущал ни малейшей усталости, вновь и вновь прокручивая детали завтрашней операции.