Картины эксгибициониста - [85]

И хотя я испытывал благоговейный страх перед залом, наступил момент, и я почувствовал себя как дома. Из–под крышки фортепиано вылетал самый удивительный звук и разносился под сводами самого величественного зала. Этим концертом мы представили Америке живое исполнение «Картинок с выставки». Мы перестали обращать внимание на аудиторию и играли лишь для себя, Грег и Карл были рядом со мной. Мы трое были заряжены энергией, как профессиональные боксёры, играя как для публики, так и для себя. Мы соревновались друг с другом, словно бились на рыцарском турнире, вызывали на дуэль, провоцировали на то, чего ещё никогда не делали. После концерта я был горд как никогда.

— Привет, пап! Я играл в Карнеги Холле.

Теперь всё в порядке. Мне больше не нужно добиваться его одобрения. Как всегда, в чисто козерожьем стиле он пожелал мне удачи, быть осторожным, и бережно относится к заработанным деньгам.

Специальные коврики для упражнений для барабанщиков и тренировочные клавиши постоянно использовались во время американского тура. Иногда я удивлялся, что несмотря на щепетильное отношение к мельчайшим деталям организации тура, Грег бывало не удосуживался распеться или попрактиковаться на басу.

«Я думаю, если у вас есть способности к музыке, — сказал он однажды. — величайший дар — быть певцом». Появились первые признаки ларингита, стоившие группе концерта, и я ему очень сочувствовал, вспоминая проблемы Ли.

Но здесь был голос!

Он требовал большего внимания и заботы, чем самый деликатный механизм. В какой–то момент Грег начал перестраховываться в делах, связанных с менеджментом, бухгалтерией и прочими юридическими вопросами. Это стало поглощать всё больше и больше времени, практически с одержимостью, заменяя основную роль. Трудно было скрыть неудовлетворённость, и я часто напоминал, правда безуспешно, что мы и так платим значительные суммы и комиссионные людям за их работу, так пусть они её и делают.

Ни одна деталь не могла проскользнуть мимо Грега, будь это тур–менеджеры, осветители или звукоинженеры — все они проходили под его внимательным наблюдением. Если что–то не то происходило со звуком или освещением, несчастные вызывались на ковёр разгневанного Его Величества Малинового Короля. Зачастую выговор объявлялся через микрофон, заставляя пострадавшего испытывать унижение перед лицом своих товарищей.

Карл был полной противоположностью. Он трезво относился ко всем вопросам. На встречах он впитывал информацию, задавал здравые, нередко остроумные вопросы, делал интересные предложения и преуспевал в совершенствовании исполнительского мастерства. Грег появлялся на встречах с пачкой бумаги, карандашами и ручками всех сортом и цветов, обычно открывая совещания теми самыми четырьмя ужасными словами: «Слушайте, я тут подумал…».

Поймите меня правильно. Грег, должен признать, был перфекционистом, и он мог быть обходительным, если этого требовала ситуация. Я мог производить впечатление пофигиста. Правда в том, что встречи напоминали мне о работе в банке, где на полном серьёзе обсуждалось, куда поставить шкафы для папок. Всё это такая ерунда. Если роуди делал ошибку, я тихо ему об этом говорил в частном порядке.

Грег Лейк в измождении лежит на диване в своём мьюзхаусе[57] в стороне от Кингз роуд. Его пёс жует десятифунтовую банкноту. Он «поразительно устал», но отказывается взять отпуск, в отличие от других членов ELP, после пяти изнуряющих месяцев в турне по Америке и Европе.

«Мы должны быть самой трудолюбивой группой. Eщё никогда на меня не оказывалось столько давления. Это хорошо, потому что мы успешны. Но и плохо, потому что страдают наши нервы. Вы открываете газету и видите, что ваш альбом на первом месте, а через минуту ваши руки трясутся. Такого рода давление».

По результатам года Emerson, Lake and Palmer можно назвать самой трудолюбивой группой. Они дали около ста концертов (каждый как минимум два часа) в течение ста пятидесяти дней… «Я бы хотел жить в сельской местности, особенно в Уимборне (графство Дорсет), но я там сойду с ума. Я должен быть в деревне и где–нибудь в городе, чтобы шофер на роллс–ройсе доставил меня из одного места в другое. Но это нереально».

На самом деле он не может позволить, чтобы Оливер, ирландский сеттер, ел банкноты.

Журнал Disc, 10 июля 1971 г.

В отпуск я поехал в Тунис вместе с женой. Тараканы обнаружили бесплатный салат, оставшийся в номере, перед тем, как мы в него заселились. Вскоре выяснилось, что в арендованной для поездки по Сахаре машине нет кондиционера. Если открыть окна, в салон врывался губительный раскаленный воздух, опаляющий брови, а ресницы намертво приставали к макушке. Закрытые окна позволяли сохранить брови в целости, но зато кожа становится похожей на слоновью. Отличное начало отпуска. Своё окно я держал закрытым, чтобы не помереть от обезвоживания, зато открыл окно возле жены. Быть может, тогда её нижняя губа прилипнет к верхней (шутка).

К счастью, в оазисе можно было не только отдохнуть в тени. Бербер беспечно дул в духовой инструмент, который я никогда не видел. Через переводчика я узнал, что кочевник играл на инструменте под названием зукра. Этот бербер должно быть видел меня, едущего по пустыне: у них большой опыт в высматривании верблюдов под палящим солнцем. Как только он увидел мой интерес, то тут же предложил продать инструмент по цене небольшого дома с садом, и ещё стеклянной беседки, где он мог бы выращивать экзотические растения и разводить сурикатов. Мы стали торговаться, как это принято в Тунисе, и я наконец сторговался до цены, достаточной, чтобы оплатить год учебы его детей в колледже, а также пары новых башмаков, если ему вздумается снова кочевать.