Картины эксгибициониста - [78]

— Нам нечего больше играть, — сказал ему Грег, вылезая из концертного одеяния.

— Но вы должны. Они сходят с ума.

Я откинулся на спинку стула. Было слышно, как топает и свистит счастливая толпа. Понятно, что просто так нас не отпустят.

— Давайте сыграем “Nutrocker”, — предложил я.

— Я больше не играю эту лажу, — рявкнул Грег.

— Пожалуйста, пожалуйста, вы должны вернуться, — молил нас промоутер.

Грег упрямился: «Нет! Мы отыграли концерт. Придется оставить их».

Публика начала ритмично скандировать, встряхивая каждый кирпичик зала.

— Ну пожалуйста! — причитал промоутер.

— Не думаю, что у нас есть выбор, Грег. Давай выйдем и сыграем “Nutrocker”.

— МАТЬ ЕЁ! — заорал Грег, схватив бас.

Когда мы появились на сцене, аудитория безумствовала. Вступление “Nutrocker'a” доставило народу несказанное удовольствие. Но, глянув на Грега, я увидел, что он играл, опустив голову и надувшись. Во мне начал расти гнев, если бы я не играл, то мог изрыгать пламя.

По окончании, не сказав ни слова, Грег швырнул бас и вылетел со сцены. Я последовал за ним. Схватив бутылку красного вина в гримёрке, я разбил её о батарею и подошёл с «розочкой» к нему.

— Ты мерзкая сволочь! Ты долбаная непрофессиональная сука! Никогда больше не делай ничего подобного!

Грег побелел и не мог вымолвить ни слова. Роуди вовремя вмешался и попытался удержать меня. Я продолжал выкрикивать «Ты мерзкий ублюдок!» в тональности фа, но меня вывели из зала к машине и доставили в отель.

На следующее утро, когда мы ехали на следующий концерт, я демонстративно смотрел в окно.

— Я думаю, если у нас возникнут разногласия после концерта, мы должны успокоиться, и только затем спокойно обсудить произошедшее в частном порядке, — произнёс разочарованный голос басиста.

Я промолчал. “Nutrocker” стал нашим любимым номером в конце программы. Сингл с ним даже взошел на вершину хит–парада в некоторых странах Европы в 1972–м.

Инцидент внёс ясность и до конца тура мы хорошо ладили. Очень ладили.

Emerson, Lake and Palmer не были «женской» группой в плане, скажем Led Zeppelin. У нас было мало групи, потому что наша музыка не несла слюнявый романтизм, растапливающий девичьи сердца. Те, кто бывал на наших концертах, обычно приходил в сопровождении приятелей или мужей, нередко с неохотой.

Так что ссор по поводу противоположного пола не было, мы придумали правило, гласящее, что все женщины, «вовлеченные» в тур, становятся «общими». Если ты нарушал правило, то подвергался позору и тебя называли «частным» — частный Лейк, частный Палмер[45] и т. д., пока ты не восстановишь репутацию путем достойной компенсации. И хотя я намеревался оставаться верным браку, с другой стороны, я не хотел отставать от двух холостяков. «Общее правило» по моим суждениям казалось идеальным: 1. Оно сохраняло меня от серьёзных отношений. 2. Оно не лишало привилегии рок–н–ролла (те самые выгоды, которые манили меня в этот бизнес).

Познакомьтесь с Розмари П. Хэмилтон (мы так и не выяснили, что означает П.). Розмари была очень любезной девушкой из хорошей семьи. Мы это заметили. Она утонченно одевалась, прилично говорила (когда рот не был занят) и даже работала на хорошей работе, когда не преследовала таких как мы.

В отеле мы бросали монету — в чьем номер будем развлекаться. Карл не был рад выбору, но резво убрал чемоданы и коврики для упражнений. Комната–мечта! Кто–нибудь спрашивал: «У кого есть носки?» (презервативы), и дело пошло.

Розмари ловко владела обеими руками. Она могла делать минет и полировать яйца одновременно, пока «мистер Одноглазый посещал оптометриста». Если вы кинете пару палок, она сможет ими жонглировать.

На следующий день, проезжая по очередному шоссе на очередной концерт в фургоне с самолётными сиденьями, мы снова спрашивали: «У кого есть носки?» Мы передавали посылку с Розмари друг другу, перед автобусом с пенсионерами, направляющимися на природу. Пред ними предстала великолепная картина счастливой Розмари, скачущей у меня на коленях.

На следующий год во время гастролей по Англии, ELP были рады узнать, что Розмари присутствовала на концерте, и пригласили её за сцену.

— У меня серьезные отношения, — похвасталась она.

Emerson, Lake and Palmer были убиты горем.

Беременность Элинор протекала хорошо, мы переехали в огромную квартиру в районе Хаммерсмит. Дом назывался Пэлэс Мэншнз, там было четыре гостиные, кухня, связанные двумя коридорами. Меня беспокоило, смогу ли я оплачивать проживание. 8 октября 1970–го Элинор поехала с нами на концерт в Брайтон. Прямо перед окончанием шоу отошли воды. Слава Богу, моя мама находилась рядом и помогала Элинор, пока мы играли на бис.

— Тебе стоит отвезти её в Лондон как можно быстрее, — сказала мама, когда я вышел со сцены. — Ребёнок вот–вот родится.

За час мы вернулись обратно в Лондон, ELP рисковали в любой момент превратиться в акушерок. Мы подъехали к дверям больницы святой Мэри Эббот (той самой больницы, где месяц назад скончался Джими Хендрикс). Когда Элинор доставили в родильное отделение, схватки вдруг прекратились. Акушерка–шотландка, объяснила, что такое иногда случается, и предложила мне посидеть где–нибудь… где угодно, пока схватки не начнутся снова. Я сдвинул два кресла и уснул около постели Элинор.