Картины эксгибициониста - [63]

The Nice до этого сыграли на фестивале в австрийском Оссиаке 30 июня 1969 года. Мать познакомил меня с одним из слушателей, Фридрихом Гульдой. Он был не только прекрасным классическим пианистом, но и классно играл джаз. «Прелюдия и фуга» Гульды в джазовом стиле повлияла на мою «High Level Fugue» (Фуга высокого уровня). Работалось превосходно, особенно поглощая датскую выпечку из семейной пекарни. Я старался не крошить на пол.

Национальный фестиваль джаза и блюза 1969 года находился под угрозой из–за вспышки таинственного лошадиного вируса. Пришлось срочно искать замену, которой оказалось место, чуть больше футбольного поля. Ипподром в Пламптоне обещал стать событием не только в трёхдневный период фестиваля, в котором участвовали Pink Floyd, Yes, The Who, Family и King Crimson. The Nice, чтобы не ударить в глаз лицом, выбрали фестиваль для обкатки обновленного репертуара с лондонским симфоническим оркестром под управлением дирижера Джозефа Эгера. Мы ко всему прочему решили исполнить один из бранденбургских концертов Баха и «Карелию» Сибелиуса, для которого пригласили шесть волынщиков. За неделю до фестиваля Джозеф наконец получил ноты, копируя и транспонируя некоторые аранжировки. Времени на репетиции практически не было. По дороге на концерты я пытался передать Ли с Брайаном всё, что должно произойти во время исполнения, напевая основную тему, а заодно указывая основные аккорды. «Если случится худшее, я подам отрезающий знак. Я постараюсь поджемовать с оркестром до момента, когда можно будет заново вступить». Ли с Блинки смотрели на это с чрезвычайной тревогой, как если бы им пришлось делить комнату с ненавистным кузеном.

На месте нам выделили паддок в качестве гримёрных. Когда начали прибывать музыканты оркестра, Джозеф собрал их в полной навоза конюшне и начал репетицию. Вид был ещё тот: пюпитры установлены вокруг кормушек с сеном, традиционно одетые музыканты пытаются настроить инструменты, жалуясь на запах. Ноты читать всё труднее, поскольку солнце начало уходить за горизонт. Другие группы нас игнорировали. Вероятно, они были раздражены тем, что их затмит очередное восхитительное выступление The Nice.

Наконец, настал наш черёд! Баз расставил наши инструменты, сорок оркестрантов усядутся позади нас. Джозеф вывел своих «пингвинов». Нервозность скрыть невозможно; мы не могли разместить весь оркестр на маленькой сцене, чтобы первый скрипач на ткнул локтем в зубы альтисту. У духовой секции не было другого выбора, кроме как аккуратно стоять, избегая попасть под резкие движения перкуссиониста. Пока оркестр дожидался нашего выхода, молясь, чтобы вечерний бриз не сдул ноты, двое участников группы виолончелистов издали отчаянный вопль. Они оставили свои ноты в конюшне. Я галопом понёсся обратно в конюшню на поиски оставленных среди навоза нот. Пока я вслепую шарился по месту, раздалось объявление: «Леди и джентльмены, в сопровождении симфонического оркестра — The Nice». Чудом мне удалось найти недостающие части, немного запачканные, и я рванул на сцену. Не было времени перевести дух, не было времени стереть дерьмо с бумаги — Джозеф взмахнул палочкой, и музыка заиграла.

Существует скрытый сигнал, который передается попавшим в замешательство музыкантом другому, очень похожий на тот, которым обмениваются любовники, скрывающие от друзей глупую ссору.

Мало кто замечает, только посвященные. Ты узнаешь о проблеме, едва взглянув на партнёра. Мы работали буквально на краю, нам нужен не только один контакт глаз, чтобы дойти до конца в ту ночь.

Сигналом выступала палочка Джозефа или его порхающие руки. Но зачастую нас поддерживало само осознание факта, что мы на грани жизни и смерти и, молясь о том, как бы никому не обосраться. Невозмутимые волынщики вступили на «Карелии». И они пошли в обкуренную толпу. Аудитория смотрела на вторжение шотландских рядов в состоянии туманного ступора. Создалось впечатление, что шотландцы провели годы в исправительном учреждении, а теперь обрели долгожданную свободу. И сил у них хватило только на то, чтобы встать. Огромный прожектор высвечивал их нестройный путь среди распластавшихся тел. И вдруг все закончилось.

Сжимая заслуженную бутылку скотча, Ли забылся в прерывистом сне в машине по пути домой в Лондон. Ему снились кошмарные картины забытых фрагментов и пингвинов, вторгающихся в шотландские крепости.

Как бы то ни было, мы затмили всех. NME выдал статью с таким заголовком:

Nice завоевали фестиваль в Пламптоне

Недалек тот день, когда The Nice наймет армию для своих концертов. В воскресенье они умудрились собрать оркестр из 43 музыкантов и шотландскую группу волынщиков из Лондона. И это всего лишь трио.

Джозеф Эгер, уважаемый дирижер нью–йоркского симфонического оркестра взял бразды правления оркестром. Концерт начался с бранденбургского концерта Баха. Звучало потрясающе, а когда вступили The Nice, раздались оглушительные аплодисменты…

По окончании длительных оваций восторженной толпы, я спросил Ли Джексона, достигла ли группа пика своих возможностей.

Нет, это всего лишь зачатки, — ответил он. — Вопрос, где мы можем это сделать, а не что мы можем делать. Если у нас получится выступить в Карнеги холле с большим оркестром, мы сделаем это.