Картины эксгибициониста - [128]

Я подарил ему два пропеллера с лодки, чтобы он повесил их на стену. И если жена посчитает нужным, можно повесить их на шею.

Иногда Эмерсоны сбегали от острова и посещали Майами, где нас принимали Bee Gees. Барри, Морис и Робин жили в сказочном комплексе рядом с каналом. Как–то вечером Барри позвонил Энди Гибб.

— Боже мой! Энди приезжает!

— Круто! А что не так? — спросил я.

— Он плывет на Бертраме[76]. Капитана на ней нет. Он сам управляется!

— А почему он на машине не едет? Он же за углом живёт!

— Он знает, что ты здесь, и хочет произвести впечатление, — ответил Морис.

— Свистать всех наверх! — заорал Робин, и мы в мгновение ока оказались на частной пристани, с верёвками и захватами в руках, в ожидании швартовки.

Как оказалось, Энди отлично справился с работой и нам удалось надёжно закрепить большой корабль и спокойно отправиться дальше выпивать и общаться.

ELP сделали снимки для обложки «Love Beach» на маленьком острове под названием Солт Кэй. Мы позировали в стиле Beach Boys и изрядно повеселились, заголив животы, а Карл перещеголял всех, намазавшись детским маслом.

Но, это был конец эры. Тихо Карл вернулся в Тенерифе, Грег позднее вылетел в Англию, а я остался, чтобы поиграть с местными музыкантами, записав сольный альбом «Honky». За ним последуют саундтреки к фильмам «Преисподняя» Дарио Ардженто и «Ночным ястребам» с Сильвестром Сталлоне, а также множество других кинопроектов и телепередач. Я также слетал в Монреаль, чтобы принять участие в микшировании оркестрового концерта, который назовут «Works Live».

Не было прощальной вечеринки. Я был последним в Compass Point, чтобы протереть клавиши и удостовериться, что плёнки в надежном месте. У меня выдалась возможность пообедать с Грегом и его женой Региной в их доме, перед тем, как они уехали, где они оба снова мне напомнили о чрезмерном использовании оркестра. В подавленном состоянии я прошёлся по пляжу, даже жена меня не утешила.

В ту ночь я сидел на террасе, смотрел на тихий прибой под сводами пальм и держал в руках бутылку 12–летнего виски. И тут ко мне подбежал Аарон, весьма задумчивый. Его встревожил факт, что когда–нибудь он умрёт. Я вспомнил собственный страх в детстве, моё волнение обнаружила мама, она рассказала мне, что мы не бессмертны. Мой сын Аарон теперь задавал мне тот же вопрос, на который не мог ответить даже композитор Шарль Ив, будь он жив.

— Что случиться, когда мы умрём, папа?

Я глотнул скотч. Всё же, это отличалось от вопроса «Папа, откуда я появился?», на который ответить гораздо проще.

Но Аарона больше интересовало, куда он уйдёт, ему хотелось узнать о смерти и умирании. Когда виски ударил в голову, меня словно навестило озарение и помогло ответить на столь важный вопрос.

— Вспомни самое раннее воспоминание?

Аарон задумался на минутку и вспомнил ранний день рождения. Я попросил его вспомнить что–нибудь до этого. Он закрыл глаза, сморщился, надеясь что это поможет ему выдавить какие–то моменты, словно воду из губки.

— Думай!

Но он не смог ничего вспомнить.

— Примерно так. И если не можешь вспомнить, оно не может быть таким болезненным, верно?

Вроде его удовлетворил ответ, и он нашёл что–то более интересное, например Жизнь!

Мой отец умер в своём доме в Суссексе в 1981 году. Мама находилась рядом.

Я бегал по пляжу Cable Beach в Нассау и почувствовал, будто что–то ударило мне в затылок. Я даже остановился. В голове раздался гул. Я решил, что это из–за солнца и пошел домой принять душ и отдохнуть. Зазвонил телефон и дядя Рон сказал, что папа умер от инфаркта. Именно в этот момент я ощутил удар. Я первым самолётом полетел домой, чтобы быть рядом с мамой и организовать похороны.

Позднее Дэймон задался этим же вопросам о смертности, в частности после операции на сердце у моей мамы. Ему было шесть, и он дал хороший совет бабушке.

— Ты умираешь?

— Надеюсь нет, не сейчас.

— Ладно, но если Иисус придёт за тобой, почему бы тебе не пойти в ванную и повеситься на трубах!

Мама до сих пор смеётся над этим.

Больница Седарс Синай, Лом–Анджелес, 5 октября 1993 г., 5 часов вечера.

— Мистер Эмерсон, мистер Эмерсон… просыпайтесь! Мистер Эмерсон, Вы должны одеться и идти. Давайте, мистер Эмерсон, просыпайтесь, ну же! Пожалуйста! Ваш друг ждёт Вас. Ваш друг Уилл. Пожалуйста, просыпайтесь, доктор хочет поговорить с вами.

Я медленно открыл глаза. Правая рука была в пластыре до самой подмышки и так болела… адски. Если ад похож на эту боль, я туда не хочу. Рука словно хотела увеличиться, но в замкнутом пространстве это невозможно. Я никогда до этого не испытывал такой боли. Она была невыносима.

Доктор Бассетт стоял надо мной и говорил:

— Мы немного перенесли локтевой нерв, а также глянули на лучевой нерв, с ним всё в порядке. Будет немного больно несколько дней, но сёстры Вам дадут лекарства с собой. Вас что–то беспокоит сейчас?

Я только смог кивнуть. Моя рука чувствовала себя, словно Необыкновенный Халк, запертый внутри металлических объятий, но колотящий по ним, чтобы выбраться и заиграть снова.

— Окей, сестра, сделайте ему укол. Увижу Вас через неделю, чтобы снять швы. Потом Вам понадобится физиолечение.