Картинки нижегородского быта XIX века - [49]

Дело дошло чуть не до поголовного ухода мастеровых с завода. Вскоре последовало общее по стране распоряжение — оставить квалифицированным работникам фабрик и заводов название «рабочие», а людям, исполняющим простейшие операции, присвоить наименование «чернорабочих». Таким образом к началу девяностых годов среди курбатовцев образовались три трудовых категории: мастер, рабочий (мастеровой) и чернорабочий.

Заработок мастера колебался от двух до пяти рублей в день. Мастеровые получали: слесари (100 человек), кузнецы (60 человек), литейщики (50) — по рублю в день; котельщики (100) и клепальщики (100) по 80–85 копеек. Заработок в 1 руб. 25 коп. — 1 руб. 30 коп. имели токари (50 человек), медники (20) и столяры (30). Чернорабочие, которых сравнительно было немного (20–25 человек), получали по 50–55 копеек. Завод располагался в нескольких каменных корпусах. Главное здание вмещало кузнечный цех, где ковались, и литейную мастерскую, где отливались части машин.

Каждый входивший в литейную, скудно освещенную лишь пламенем горнов, погружался в полумрак. Смутно маячили тут и там фигуры литейщиков в кожаных фартуках, с распахнутыми воротами. Их лица, руки, одежда — все было черным-черно от гари и копоти, лишь белки глаз сверкали. Посетитель мог увидеть на спине у каждого медный крест на шнурке. Курбатов был сильно привержен к религии и малорелигиозных работников не терпел на службе. Близ горнов было настолько жарко, что крест, в короткое время нагреваясь, обжигал тело. По этой причине крест приходилось перекидывать на спину. Раскаленные добела в горнах куски железа поступали в первичную обработку. Мастер клещами поддерживал полосу поверх наковальни и указывал молотобойцу, вооруженному полуторапудовым молотом, где надо бить. Чтобы не говорить всякий раз: «бей тут», «бей там», — мастер постукивал маленьким молоточком: где он стукает, по тому месту молотобоец бьет тяжелым молотом со всего плеча. Дальнейшая обработка детали происходила в кузнечно-клепальном отделении. Здесь царил непрерывный, ужасающий грохот и лязг металла. Новичок-рабочий затыкал обязательно уши паклей, иначе он не выносил обстановки. Через месяц — другой человек привыкал обходиться без пакли, но все же это не проходило даром: портился слух, сперва малоощутимо, а потом и вовсе заметно. Клепальщики-ветераны, прослужившие 10–15 лет на Курбатовском заводе, становились глухими.

Окончательную отделку железные предметы получали в механической мастерской, представлявшей собой громадную залу со многими рядами токарных, сверлильных, строгальных, полировальных и прочих станков. Над механической мастерской в верхнем этаже на антресолях имелись «модельная» и помещение для чертежников.

Особое здание во дворе занимал котельный цех, где вырабатывались котлы разных систем. Ежедневно, исключая воскресенья и праздники, в 5 часов утра фабричный гудок сзывал курбатовцев на работу. Толпа плохо выспавшихся людей, среди которых одинокими фигурами мелькали женщины, потоками вливалась через широко растворенные ворота на двор завода и растекалась по своим рабочим местам. Обычно первые два часа работалось сравнительно легко; раздавался смех, слышались шутки и бойкие реплики между соседями по станкам. К одиннадцати часам утра настроение понижалось. Скопление в одном месте большого количества людей, жара, отсутствие вентиляции делали трудновыносимым.

Кончали работу в семь часов вечера. Продолжительность рабочего дня была двенадцать часов, не считая двухчасового перерыва на обед.

Проживали курбатовцы, в основной своей массе, близ завода. Когда-то эта часть города представляла собой заброшенный пустырь. Нижний имел тенденцию разрастаться вверх по Оке, к Мызе; Печерская сторона осталась незаселяемой, так как песчаным островом ежегодно все более отдалялась от русла Волги. Колчинским рабочим приходилось квартировать в городе и ежедневно брать приступом Мартыновскую кручу (ходьба по Георгиевскому и Казанскому съездам отнимала слишком много времени). Постепенно, в связи с увеличением числа работающих, по откосу горы и в ближайших местах набережной стали появляться домики мещан, решивших извлекать доходы от содержания жильцов.

В девяностых годах эта местность, целиком заполненная заводскими зданиями и десятками успевших состариться и почернеть от времени деревянных домишек, получила название Курбатовской, или Фабричной, слободы. Эта слобода отличалась исключительно мрачным видом.

Заводская труба ежедневно извергала массу дыма, который носился в воздухе и оседал толстым слоем на постройках и окружающей растительности. Все было покрыто копотью: мастерские, дом-особняк Курбатова, жилища рабочих. Сами рабочие и слобожане ходили чумазыми от копоти и дыма.

Скученность людей в домишках слободы была потрясающей. Мещане-домовладельцы старались утилизировать каждый квадратный аршин пола. Домохозяин часто помещался с семьей на кухне, а под «квартиры» приспосабливал все комнаты, коридоры, чуланы, мансарды и чердаки. Отдельную «квартиру», вернее комнату, снимал большей частью семейный курбатовец, отделяя кусок помещения перегородкой, не доходящей до потолка, под «каморку», которую сдавал от себя товарищу по работе — одиночке-холостяку.