Картинки нижегородского быта XIX века - [41]

Сблизился Шевченко с некоторыми людьми из педагогического персонала учебных заведений, инспектором мужского института Г. Г. Варенцовым (впоследствии видный профессор-этнограф), французом Г. И. Броном и, особенно, с начальницей женского института М. А. Дороховой. У нее в квартире собирались передовые люди нижегородской интеллигенции; на ее «четвергах» поэт чувствовал себя особенно свободно и непринужденно. Дни дворянских выборов и открытие крестьянского Комитета принесли поэту знакомство с новыми лицами, характеристики которых более или менее полно запечатлены им в дневнике.

Симпатичными штрихами обрисован новый предводитель дворянства Н. П. Болтин, человек «здраво и благородно мыслящий», и наиболее деятельный из членов Комитета декабрист Анненков, «седой, величественный, но кроткий в обхождении человек».

Тарас Григорьевич зорко присматривался к окружающему. Часто сквозь внешнюю показную сторону жизни проглядывала ее изнанка, волновавшая его благородное сердце.

Правила гостеприимства не позволяли вслух говорить о многом, и он изливал бушевавшее в груди негодование, оставаясь наедине со своим «журналом». Случилось ему как-то наблюдать сцену перед губернаторским дворцом. Толпа крестьян, с обнаженными головами в ноябрьскую стужу ожидавшая выхода губернатора для подачи жалобы на притеснения помещика Демидова, — только и дождалась распоряжения «посечь жалобщиков»…

Диким кажется ему развязно-хамское поведение кавалеристов-гвардейцев на улицах города и в общественных местах. Саркастически описывает он в «дневнике» сплетни, зависть, взаимное подсиживание губернских дам-патронесс.

В обществе к словам и суждениям проезжего гостя прислушивались всегда с усиленным вниманием. Часто речь его, помимо яркого и образного выражения, содержала еще глубокий иносказательный смысл.

Однажды попросил Шевченко принести горсть зерна, взял из кучки одно, показал окружающим и сказал: «Вот вам старший над всеми», потом бросил зерно обратно в кучу и добавил: «Вот уже и нет его: так и люди могут».

Значительное число вечеров Шевченко уделил посещению театра. Театральная зала показалась ему маленькой, но изящно отделанной, публика — малочисленной, и в женской части неблестящей. Первые просмотренные пьесы «Суд людской — не божий» Потехина и «Сын любви» Коцебу не удовлетворили поэта. Он в дальнейшем частенько навещал нижегородский театр и 1 февраля поместил в местных «Губернских ведомостях» обширную рецензию, вызвавшую оживленную полемику.

Хотя причин скучать у Шевченко не было, все же он, изредка, чувствовал себя одиноким вдали от родины без друзей-земляков. Актер М. С. Щепкин предпринял провинциальные гастроли и явился обнять старого друга. Но Кулиш и Костомаров под разными предлогами уклонились от свидания с поэтом. Тем ценнее для Шевченко было внимание его нижегородских друзей, из которых К. А. Шрейдерс оказал ему немаловажную услугу, привезя из Петербурга хранившуюся там пачку черновиков поэта — так называемой «Невольницкой поэзии».

В марте Тарас Григорьевич начал переработку «Невольницкой поэзии», но не успел кончить работу, так как получил разрешение ехать в Петербург.

О Нижнем Новгороде и его обществе Шевченко хранил наилучшие воспоминания вплоть до смерти в начале 1861 года.

* * *

Время приступа к «великим реформам» было для Нижегородской губернии временем брожения во всех слоях общества.

Нарождавшаяся у городских жителей оппозиционность к государственному порядку выявлялась, главным образом, в усиленном интересе к чтению запрещенных заграничных изданий и в разговорах шопотом «между своими» о деятельности только что возникших в России политических кружков «Великоросс» и «Друзья народа».

Несправедливый мир после Крымской войны, лишивший Россию права держать военный флот на Черном море, оставил без работы сотни флотских офицеров, в большинстве людей образованных, везде бывавших и много видевших. Из этих моряков, главным образом, и составился контингент высших служащих волжских пароходных обществ. Они импонировали горожанам своим независимым образом мыслей. Они же познакомили нижегородцев с «Колоколом» и «Полярной звездой».

Другой бродильной закваской в городе были «железнодорожники», средние и высшие чины только что построенной железной дороги.

Их влияние не могло остаться незамеченным. В это время министерство внутренних дел, напуганное польским восстанием и первыми небывалыми до того уличными демонстрациями в столице, от всех губернских мест потребовало решительной борьбы с «внутренним врагом отечества».

Нижегородский ярмарочный генерал-губернатор Огарев, получив такое предписание, ревностно принялся за искоренение «крамолы».

Первое и единственное мероприятие на этом поприще доставило ему неувядаемую славу.

Губернаторский приказ, напечатанный в местных «Ведомостях», гласил:

«Замечено мною, что на улицах Нижнего Новгорода встречаются иногда дамы и девицы, носящие особого рода костюм, усвоенный так называемыми „нигилистами“ и всегда почти имеющий следующие отличия: круглые шляпы, скрывающие коротко-стриженные волосы, синие очки, башлыки и отсутствие кринолина.