Картинки нижегородского быта XIX века - [40]

Нижегородские моншеры

С тебя не сводят жадных глаз,

И что ж приятней для Венеры,

Как не «Меркурий» и «Кавказ»?!

Выпив в дружеской пирушке лишнее и слегка пошатываясь, он не преминул заявить собутыльникам:

Я замечаю уж давно,

Что на меня озлились боги

И отравили мне вино:

Теперь бросается оно

Уж мне не в голову, а в ноги.

Перу Шумахера принадлежит известная игривая песенка «Коперник целый век трудился», которая тогда была строго запрещена нижегородской цензурой:

Монах стучится в двери рая,

Апостол Петр ему в ответ:

«Куда грядешь, не разбирая,

Здесь вашей братьи быть не след!

Вы все печетесь о житейском,

Вишь, словно боров, разжирел:

Должно быть, в сане архирейском

Ты всласть курятины поел!»

— «Апостоле, не осудиши!—

У каждого свои грехи,

Да говори про кур потише,

Чтоб не пропели петухи».

Иногда поэт остроумно и зло высмеивал разные нижегородские дела и делишки. В это время оскудевшие дворяне в погоне за капиталом начали приискивать невест среди купеческих дочек.

Сенсацию в городе произвела свадьба предводителя дворянства Болтина с перезрелой уродливой дочерью богатейшего хлебника Коптева. Шумахер написал по этому поводу басню:

Однажды знатный господин,

Забыв свой род и чин,

Которыми весьма гордился ране,

Женился на Пастране.[11]

Как в баснях дедушка Крылов,

Сказать и я сентенцию готов:

— От брака льва и обезьяны, господа,

Не ждите путного плода!

В разгар толков об «эмансипации» помещичьих крестьян Шумахер написал стихотворение, посвященное главе местных дворянских «зубров» Я. И. Пятову.

Стихотворение, приводимое здесь сокращенным, было помещено в «Северной пчеле» без указания автора:

Чёрт возьми! Совсем не спится:

От клопов покоя нет;

Чуть заснешь, — исправник снится,

Депутаты, комитет.

Что и делать, сам не знаю,

Видно, надобно вставать…

Яшка, мыться! Гришка, чаю!

Федька, повара позвать!..

И у нас пошли драть глотки,

И печатать, и писать.

Ванька, редьки! Кузька, водки!

Семка, кушать подавать!

Вот и дожил, что без спросу

У себя в земле своей —

Не обрежешь девке косу,

Парню лоб забрить не смей!

А задашь, бывало, лупку,

Просто божья благодать…

Оська, квасу! Демка, трубку!

Тишка, клюквы мне подать!

За стихи на нижегородские темы Шумахер подвергся преследованиям губернских властей. Поэту было предложено из Нижнего удалиться.

Глава шестнадцатая

Т. Г. Шевченко в Н. Новгороде. — «Манифест». — Соляное дело Вердеревского.

Утром 20 сентября 1857 года на набережную у Красных казарм сошел с только что прибывшего парохода «Князь Пожарский» человек среднего роста, с черной бородой и большими усами, в синем верблюжьем туркменском чапане, смазных сапогах и мерлушковой шапке.

Это был знаменитый украинский поэт Тарас Григорьевич Шевченко, возвращавшийся из оренбургской ссылки после александровой «коронационной милости».

В Нижнем новоприбывший рассчитывал пробыть одни сутки, но судьба подготовила ему неприятный сюрприз: последовало распоряжение бывшего военного начальства: «задержать Шевченко на предмет возвращения в Уральск».

Отъезд в Уральск удалось сначала отложить на неопределенное время под предлогом «длительной болезни», а в дальнейшем отменить совсем.

Поселился Тарас Григорьевич в квартире своего знакомого архитектора общества «Меркурий» — П. А. Овсянникова; квартировавший в том же доме управляющий «Меркурием» Н. А. Брылкин ввел поэта в свое семейство, окружил лаской и заботой. Последнее обстоятельство оказалось весьма кстати, так как настроение Шевченко было крайне подавленным.

Знакомство с городом началось с посещения старинного кремля. Поэта поразила безобразная архитектурная махина собора, напоминавшая «квадратную ступу с пятью короткими толкачами».

Досадливое ощущение вызвал полусломанный гранитный обелиск в честь Минина и Пожарского, забытый в небрежении градоправителями. Городские улицы показались безмолвными и пустынными, точно при карантине.

Позднее Шевченко полюбил провинциальную нижегородскую тишину и часами бродил по центральной Большой Покровке.

Местное общество в лице лучших людей отнеслось к «певцу Украйны» с живым интересом и сочувствием. Последующая шестимесячная жизнь в Нижнем почти ничем не напоминала бывшему «штрафному арестантской роты», что он «сидит на привязи» под надзором полиции.

Дружеское расположение окружающих отмечено поэтом в дневнике.

С большой жадностью накинулся он на книги, доставлявшиеся нижегородцами. В его руки попали только что вышедшие: «Губернские очерки» Щедрина, «Маркер» Л. Толстого, «Доходное место» Островского, «Богдан Хмельницкий» Костомарова, стихотворения Тютчева. Иногородние друзья прислали свои произведения: Кулиш — 2-й том «Записок о южной Руси» и «Грамотку» (букварь), С. Аксаков — «Семейную хронику» и «Детские годы Багрова-внука». Прогрессивная часть нижегородской молодежи сделалась поставщиком нелегальных лондонских изданий Герцена «Голоса из России», «Некрещеная собственность» и др.

Нижегородские церкви, монастыри, старинные здания, виды Заречья — все вызывало любопытство и привлекало пристальное внимание художника.

Работа над портретами способствовала приобретению известности и популярности художника в разнообразных кругах общества. Он сделался постоянным посетителем и гостем в семействах губернатора Муравьева, образованного аристократа Якоби, председателя гражданской палаты Трубецкого, командира Карабинерного полка Веймарна, судьи Попова. Неожиданно отыскались старые знакомые доссыльного периода. Встреча с бывшим студентом Киевского университета К. А. Шрейдерсом послужила началом тесной дружбы; позднее Шевченко даже переехал к нему на жительство в дом Казенной палаты. Из петербуржцев Шевченко увиделся с П. В. Шумахером, славившимся в Нижнем искусством добывать нелегальные заграничные издания.