Картинки нижегородского быта XIX века - [33]

Досуг малолетних пансионеров посвящался рукоделию, в виде вышивания крестиком по канве — у девочек, и плетения бисерных чехольчиков — у мальчиков.

Начиная с одиннадцати-двенадцати лет, подростки, одетые в серые мундирчики с серебряными или золотыми пуговицами, посещали губернскую гимназию или дворянский мужской институт.

Нижегородская гимназия тех лет была учреждением, насквозь пропитанным духом николаевщины. Это сказывалось в системе и приемах преподавания, а равно в быте и нравах педагогов и учеников.

В гимназии царил сухой формализм.

Учебники общеобразовательных предметов назывались «руководительными книгами». Текст их надлежало заучивать буквально. Попытки ученика изложить что-либо своими словами строго пресекались. Горе было тому вольнодумцу, который на уроке древней истории выразился бы: «царствование Валтасара сменилось царствованием Кира», вместо того чтобы сказать по учебнику: «Валтасарова корона воссияла на челе Кира». Педагогическая мудрость того времени повелевала: «Не мудрствуй! Выше книги не будешь!».

Другим среднеобразовательным мужским учебным заведением был Александровский институт. Идея сословной школы зародилась в умах местных дворян еще в 30-х годах века. Желание отгородить благородных детей от влияния низших сословий привело сначала к учреждению при губернской гимназии «благородного пансиона», который в 1844 году был преобразован в самостоятельный Дворянский институт.

Главной целью института являлось «облегчить нижегородским дворянам материальные заботы об учении их детей» и вместе с тем «сделать воспитанников института благочестивыми сынами православной церкви, добрыми гражданами и истиннорусскими по уму и сердцу».

В действительности, однако, «благочестивые» дворянские сынки воспитывались далеко не в такой идиллической обстановке. Наиболее активный деятель при учреждении института помещик С. В. Шереметев не постеснялся укомплектовать штаты института иностранцами, лишними в его богородской дворне: — конюхом, садовником, парикмахером и т. д.

Из них венгерец Пеликан, прослужив полгода швейцаром при институте, получил должность классного наставника. Соединяя три должности: швейцара, воспитателя и садовника, Пеликан оказал наибольшие способности в третьей из них. Он развел при институте роскошный сад, а на городском Черном пруду соорудил приводивший всех в восхищение плавучий остров.

Преподавание учебных дисциплин в институте было подчинено строгому контролю дворянства. Контроль выражался в форме вручения каждому преподавателю особой печатной инструкции по его предмету.

Преподающему естествознание предписывалось «не довольствуясь отдельными фактами, стремиться вникнуть в идею создателя через познавание законов природы и тем питать в воспитанниках религиозное чувство».

Преподающий историю должен был, «раскрывая ход человеческой жизни, показать, каким образом каждый народ осуществляет развитием своим особую идею, вложенную творцом мировых судеб».

Программы других предметов носили такой же нравственно-религиозный отпечаток, при чем воспитанникам последнего 7-го класса предлагался еженедельный специальный урок — «начертание христианских обязанностей».

К числу положительных сторон институтского преподавания относились периодические литературные беседы, во время которых воспитанники старших классов читали вслух перед аудиторией, состоявшей из учеников и их родственников, рефераты и самостоятельные сочинения литературного и исторического характера.

Нужно отметить, что, несмотря на множество специфически-отрицательных сторон в преподавании и в быту обоих нижегородских средних учебных заведений — гимназии и института, за 40—50-е годы они дали немало крупных русских ученых, писателей и общественных деятелей.

Украшением русской науки и литературы являются имена П. И. Мельникова-Печерского, К. Бестужева-Рюмина, Ешевского, Боборыкина, Гациского, Ивановича-Сведенцова, Марковникова, Линдемана, бр. Ляпуновых, композитора М. Балакирева.

Из низших учебных заведений особое место занимала в Нижнем существовавшая до 1856 года школа кантонистов.

По суровым николаевским правилам дети евреев-солдат отбирались от родителей и воспитывались в кантонистских батальонах. Такой батальон находился при нижегородском 4-м Карабинерном полку, помещаясь в громадном кремлевском здании, занятом позднее Кадетским корпусом.

По зимам, в определенные сроки, кантонистов привозили в Нижний целыми обозами по пятидесяти подвод. В каждых розвальнях, запряженных одной лошаденкой, сидели пять черноглазых мальчиков 10–12 лет, обмундированных в тогдашний рекрутский костюм: толстую буро-серую солдатскую шинель, только без погон и светлых пуговиц, и суконную шапку-бескозырку. Всех их вскоре «крестили в христианскую веру», и чистенько обмундированные молодые солдатики по воскресным дням растекались по нижегородским улицам, посещая своих «крестных отцов и матерей». Нижегородский кантонистский батальон отличался щеголеватой внешностью, а по фронтовому образованию не уступал лучшим гвардейским полкам. Достигалось это чрезвычайно жестокими мерами. Обучение молодых кантонистов производилось столь суровыми способами, что дало полное основание называть такие школы «живодернями». Надо всем доминировала шагистика с тщательным изучением «тихого», «скорого», «беглого» и «вольного» шага. Одолевшие шагистику изучали потом «гусиный шаг» и замысловатый «деплояд».