Карта Саммона са Роха - [48]

Феа удобно устроился в кустах среди валунов и наблюдал за дорогой.

Беспокойство его началось с того как вечером позапрошлого дня путники увидели впереди по направлению к Охому огни двух костров.

Свой лагерь они разбили в укромном местечке с трёх сторон защищённом наваленными друг на дружку рыжими валунами и первый раз за всю дорогу выставили ночной караул. Утром следующего дня увидели на тракте тэнтованную телегу и двух конных при ней. К обеду ещё одну. Дальше хуже — на следующий день количество проходящих по тракту телег возросло до четырёх; людей в общей сложности насчитали больше десятка. И это в местах, где и одного-то попутчика даже в лучшие времена не встретить.

Это массовое «паломничество» неизвестно куда и зачем, которому они стали свидетелями за последние двое суток, не могло не обеспокоить Гейба Ваграута; естественно, что ему захотелось проникнуть в суть происходящего, тем паче что телеги и люди в них следовали в том же направлении что и он…

* * *

Под горой, за камнями, шумно журчала ручей.

— Я за водой, — Левиор взял большую тыквенную баклажку и начал спускаться по тропе.

— Погоди, я с тобой.

— Останься, — крикнул он Кинку, но было поздно — внизу у ручья копошились пятеро мужчин, нуйарцы: отец семейства и четверо его великовозрастных сыновей. Мамаша и двое пацанят суетились у костерка, тот, что постарше возился с упряжью (неподалёку паслись две стреноженные лошади), младший собирал хворост.

При виде незнакомцев лица у взрослых посуровели.

— Здоровья и блага, — поприветствовал их Левиор. — Как дела ваши, уважаемые?

Папаша отложил лоток полный песка и мелких камушков, вытер лоб.

— Плохо, — сказал он.

— Что так?

Они промолчали.

— Чем это вы занимаетесь, дядьки, — весело спросил Кинк.

— Бельё полоскаем, — ответил зеленобородый, видимо старший из сыновей.

Остальные зареготали.

— Шли бы вы отседа, устали мы сильно, нет охоты лясы точить, — говорящий это поднял угрожающе кирку и двинулся в их сторону, — а вот морду кому-нибудь разбить, это по настроению, всегда пожалуйста.

— Мы всё поняли, — попятился Левиор, миролюбиво вскидывая руки. — Нам неприятности не к чему. Уже уходим.

Они быстро поднялись на холм и начали собирать лагерь, но не успели — четверо старателей поднялись следом и направлялись к ним.

Лохмоух увидев незнакомцев истерично замотал хвостом и заржал, так истошно, что у Левиора заломило уши.

— Иди к нему, успокой, — сказал он. — Вам что-то нужно уважаемые? — Он поднял с земли посох и нож — его бросил Кинку.

— Положь палочку, Белый, ты нам не нужен. Забирай мальчишку и дуйте отседа, пока целы, — сказал зелёнобородый. — Добро только оставьте.

— И нож мальчишка пусть бросит, — указал безбородый и даже безусый (подобное отсутствие растительности на лице для нуйарцев нонсенс), далеко не самый старший, но самый здоровый из братьев.

— Не дождёшься, — огрызнулся Кинк, сноровисто отвязывая ослика Лохмоуха.

— Смелые, — осклабился папаша семейства. Он вскарабкался на холм последним и теперь стоял тяжело дыша, согнувшись и уперев ладони в колени.

— Эт мы щас поглядим, — зеленобородый вышел вперёд, воинственно выставил кирку. — Ой, — вдруг оступился он. Сделал широкий шаг и чуть не грохнулся в грязь. Устоял, опершись на кирку. Но уже на следующем шаге подвернул другую ногу и снова (вот ведь чудо) устоял. А на следующем шаге опять…

— Отойди, Дууд, — оттолкнул его плечом, спешащий следом здоровяк. Но поскользнулся сам и растянулся, ткнувшись носом в грязь. — Ну мы тебе сейчас, — забулькал он, почему-то решив, что Левиор виновен в его и брата неустойчивости.

И правильно, надо сказать, решил.

Ещё двое братьев неожиданно для себя обнаружили, что почти по колени ушли в землю.

Зеленоволосый тем временем так и брел, спотыкаясь будто калека, матерясь и усердно сопя носом, с трудом отдирая от земли подкашивающиеся ноги.

Левиор приободряюще улыбнулся Кинку, подбросил посох и крутанул им, выписав в воздухе свистящую восьмёрку.

— Так нам уйти или остаться?

— Идите с Гальмонорокимуном, брат. Идите, прошу, — заверещал папаша, сообразив что нарвались они не на того кого надо.

— А добро? — глумливо вопросил Кинк. — Оставить или забрать?

— Сука! — прохрипел зеленобородый, валясь от изнеможения на землю так и не дойдя до Левиора каких-то пару шагов.

Остальные стоически молчали.

— И помощь моя не требуется? — спросил Левиор.

— Спасибо, брат, — устало выдохнул отец семейства, — сами как-нибудь управимся.

Зеленобородый уже рычал в бессильной злобе и рвал пожухлую траву руками.

— И вам спасибо, — Левиор отложил посох и начал собирать вещи, — пусть Великая Рыба будет к вам благосклонна.

…Они ушли. Левиор так и не отпустил братьев-нуйарцев и их папашу, решив, что такое хамло надо приручать к хорошим манерам и недолговременное (дней так с пятóк) заточение под открытым небом пойдёт им только на пользу.

* * *

То, что эти люди сотворили с их бывшим убежищем, постоялым двором назвать было трудно. К старой крытой дранкой лачуге аккуратно вписанной в склон горы, была пристроена ещё одна — свежий камень и солома на крыше резко контрастировали с рыжиной и серостью старых. Добавились навес со столбами, сарайчик и открытая конюшня. И вывеска — на деревянной доске три жирные сходящиеся внизу линии и надпись, настолько кривая, что суть мог понять даже тот, кто и читать никогда не умел: «Куриная лапа», и ниже мельче, но от того не ровнее: «еда и постой».