Карта реки времени - [11]

…В конце концов я подмёрз. И заставил себя войти в море. Вода оказалась тёплая. Через пяток шагов меня весело сшибло с ног грохочущим водяным валом. Пришлось один за другим прошибать собой высокие гряды прибоя. Когда мелководье кончилось, я очутился в совершенно спокойном штилевом море. Грохот волн доносился теперь со стороны берега. А здесь толща моря то поднималась, то опускалась, и тогда я то видел на пляже свой стул, то он исчезал заслонённый вздыхающей грудью моря.

Зато всё время видна была мачта на берегу с трепещущими под ветром флажками, взывающими к благоразумию.

Но я поплыл, наслаждаясь волей. Направился в этот раз налево, в сторону смутно виднеющихся очертаний знаменитого полуострова Гаргано – шпоры перед концом итальянского сапога, так отчётливо обозначенной на любой карте мира.

В первый же приезд нас с женой увлекли в автомобильное путешествие по этому почти безлюдному заповеднику солнца, густых сосен и запаха моря. Лишь однажды мы заметили на лесной тропе группу туристов в пробковых шлемах, видимо воображающих себя где‑нибудь в джунглях Индии.

Берег полуострова находился от меня далеко- километрах в двадцати. Казалось удивительным, что он виден с такого расстояния.

Я плыл к нему. Потерял чувство времени.

Вспоминал о греческом острове Скиатос, на котором когда‑то спасался от угрозы убийства. Позванивали по ночам всю осень, угрюмо обещая отправить на тот свет вслед за отцом Александром Менем.

Лишь за месяц до того как назрела необходимость на время уехать из Москвы, из России, я подумал о том, что не смогу общаться с местными жителями, говорящими на греческом. В лучшем случае- на английском. И тут кто‑то порекомендовал некую Люсю, преподавательницу английского языка.

По вечерам она приезжала ко мне, одинокому тогда человеку. Толковая. Ставила двойки за плохо исполненные письменные упражнения, привозила кассеты с курсом английского для начинающих. Вдалбливала правила, заставила завести картотеку английских слов.

Через несколько занятий вдруг отказалась брать за учение деньги! Привезла с собой шестилетнего сына–увальня от первого брака.

Каким же надо было быть дураком, чтобы не понять, чем пахнет дело!

Так или иначе, был ли я тогда от всего этого счастлив?

С тех пор давно исчез в зыбком тумане воспоминаний npeкрасный греческий остров. Я женат, дочке девятый год. Дружу с доном Донато, плыву в Адриатическом море…

И тут я спохватился — ведь в десять к пляжу за мной приедет Донато!

А сейчас сколько времени? Мало того, что я заплавался. Меня невесть куда отнесло, течением.

Решил напрямую доплыть до суши и пешком вернуться к своему стулу с одеждой. Волны прибоя кубарем выкатили меня к прогретому солнцем песку дикого пляжа.

Я торопливо шёл мимо россыпей красивейших ракушек–вееров. Кремовых, белых, розовых. Кое–где среди них усыхали, выкинутые морем, маленькие крабы. Если бы не спешка, можно было бы начать целую коллекцию для дочки.

Фантазия природы всё‑таки выше фантазии человека. Эти роскошные ракушки были, как маленькие ордена, и я решил в последующие дни такую коллекцию собрать, чтобы потом, в Москве, наградить каждого из своих друзей орденом Адриатического моря.

Пожилой велосипедист с притороченной к раме пластиковой корзинкой ехал навстречу по сырому песку.

— Ке оре соно?! — крикнул я. — Который час?

Он оторвал одну руку от руля, неопределённо пометал ею в воздухе.

— Нове. Девять.

Часов у него не было. В корзинке, сколько я успел заметить, торчало что‑то похожее на сапожные щётки.

Итак, если ему можно было верить, в запасе у меня оставался целый час.

…Как‑то вечером эта самая Люся, припозднившись, является ко мне, приносит с собой пирожные, говорит, что весь день пробегала по ученикам, а завтра с утра должна давать урок английского где‑то в моём районе.

Ужинаем, пръем чай. Потом после занятий Люся просится переночевать.

Чуя недоброе, я ей в этом отказываю. Чем, конечно, обижаю. Думаю – «больше не придёт».

Но на следующий же день она является. В этот раз- со своей мамой. Шустрой тёткой, которая сразу же, без спросу, кидается отдраивать мою кухонную плиту, энергично драить мои кастрюли и сковородки. До отъезда в Грецию остаётся меньше недели, и я понимаю, что подвергаюсь массированной атаке.

«У нас дача, — то и дело вмешивается в занятия Люсина мама — летом сможете работать на свежем воздухе, есть собственную клубнику. Кто будет ухаживать за квартирой во время вашего отсутствия? Квартира требует ухода, женских рук…»

Покончив с уборкой кухни, приказным тоном сообщает:

— Завтра, в воскресенье, приедете к нам. Познакомитесь со всеми нашими родственниками и друзьями. Испеку блины. Будем по традиции петь романсы под гитару.

— Спасибо. Я не люблю романсы.

— Как это вы не любите романсы? Вы не смеете не любить романсы! Не смеете, не любить мою Люсю!

— Мама! Что ты такое говоришь? — Люся, как бы смутившись, гладит меня по голове.

— Знаете что, — я грубо отвожу её руку, — валите‑ка отсюда со своими благодеяниями!

…Солнце поднялось уже высоко. Ветер продолжал дуть_, но теперь мне было даже жарко. Я, приустал, ошалел от ослепительного света и грохота прибоя,.когда, наконец, увидел мачту с флажками, а потом и мой стул.