Карпинский - [6]

Шрифт
Интервал

Им было по 18 — 20 лет, в чемоданах лежали дипломы инженеров, предстояло разъехаться кому куда, по глухим уголкам страны, чтобы, руководя людьми и техникой, вести разведку и добычу. Доведется ли снова увидеть Петербург и родной Горный?

«Каждый мог определиться на государственную службу в желаемый им горнозаводской район.

Я выбрал Урал, где родился и провел детские годы, а на Урале — Златоустовский округ, привлекавший меня своей красивой разнообразной природой, с его минеральными копями, золотыми россыпями, огромными открытыми работами железных рудников... с его доменным, чугунолитейным и стальным производством и разнообразием почвенного (т.е. геологического) состава. Все это было знакомо мне в пределах моего детского понимания и наблюдения еще до вступления в Институт».

Глава 3

И снова Рифейские горы

Итак, он снова на Урале.

«Безжизненные гребни венчаются дикими причудливыми каменными стенами и непроходимыми завалами... Царство медведей и волков. Изредка среди ветвей показывается колоссальная несуразная голова сохатого. В сумерках зелеными огоньками загораются злые глаза рыси. И везде, везде все лес и лес. Тысячи километров можно идти по нему, то по ясному, солнечному сосновому бору, то по мрачному, густому, смолистому пихтарнику. Быстрые, прозрачные, журчащие горные реки нарушают покой его... Среди этого леса бродил невысокий, плотно сложенный молодой человек с быстрыми глазами и зачесанными назад волосами, одетый в синюю полувоенную форму с золотыми пуговицами и блестящими эполетами. Вооруженный геологическим молотком и компасом, он медленно переходил от скалы к скале, пытливо вглядываясь в слои горных пород, стараясь понять их строение...»

Эта безыскусная картинка набросана академиком Д.В.Наливкиным в его очерке, посвященном Карпинскому и написанном, как водится, в сухом деловом стиле; но, коснувшись Урала, автор не удержался и сбился на беллетризацию. Но безыскусная картинка эта верна. Бродил «плотно сложенный» молодой человек, и лес тянулся на тысячи верст и так был дик, что не редкость было встретить сохатого или медведя.

Существовало доброе правило, по которому начинающий инженер поступал под опеку (не в подчинение! — работал самостоятельно) к более опытному товарищу. Карпинскому повезло с наставником. Им был Геннадий Данилович Романовский.

Но прежде чем пуститься в совместное с ними странствие, коснемся одной детали облика молодого специалиста, хотя... скорее она имеет отношение не к внешности, а душевному складу.

У него были лучистые глаза.

Не то чтобы он без конца улыбался, и прищуренные веки производили такой эффект — отнюдь; он не раздаривал улыбок направо-налево и в проявлении чувств был сдержан. Привлекательное и труднообъяснимое свойство зеленовато-серых глаз его (при свете керосиновой лампы истемна-карих) проистекало как бы из глубины души. Они излучали почти явственно видимый свет и словно бы приглашали к общению. Александр всегда готов выслушать, внять, одобрить или мягко оспорить — но ошибались те, кто искал с ним быстрого дружеского сближения. Они натыкались на невидимую стену. Легко было вызвать его на горячий спор о теории, скажем, флогистона или девонского прогиба, но не на интимные излияния, столь обычные в мужской холостяцкой компании. В его скромности не было и капли натуги; осуждать, неприязненно отозваться о ком-либо он просто не умел. Внутри его все было уложено, сбито, пригнано и недоступно чужому взгляду. Впечатление такое, что с законченным образованием он получил, выйдя из корпуса, и законченный характер. Глагол «меняться» в применении к последнему неприменим! Он (характер) будет в дальнейшем только развиваться.

Внутренний образ себя как бы явлен ему с младых ногтей, остается лишь воплотить его в жизнь...

В маршруте ли, на привале у костра, в деревенском трактире, в баньке, истопленной по-черному (какое наслаждение замлеть, стянув сапоги с окаменевших ног), — чем же отличается он от других геологов? Ничем. И лошадей в кузницу сводит, и слеги топором обтешит, образцы самолично разберет и обернет. Но в палатке, перед тем как угомониться сном, поправляя бурку на ногах и кожаную подушку под головой, — какой путник не вздохнет о милой, оставленной в далеком городе, о вине, недопитом на дружеской пирушке. Шипит фонарь, кто-то набивает последнюю трубку, слышно, как фыркают лошади у коновязи... При первых намеках на подобную тему Александр Петрович углубляется в свои мысли, и мы не погрешим против истины, предположив, что думает он — боимся разочаровать романтически настроенного читателя — о строении Уральских гор; он будет думать о том до конца дней; как выяснится, думы его так же неизменны, как характер.

Далеко протянулся Урал — от Карского моря до Приаральских пустынь. Если пройти по нему с севера на юг, пересечешь несколько климатических зон, но внутреннее строение поразит однообразием. Если перевалить в любом месте — наоборот: тот же лес по обоим склонам, или болото, или каменистая пустошь, а сколько разных пород в глубине. Песчаники и туфы, известняки и гранит... Урал — линейная складчатая система, это давно было замечено — геологические структуры его вытянуты по меридиану. Разнообразие пород замечаешь, когда движешься поперек их, «в крест простирания», как говорят геологи.


Еще от автора Яков Невахович Кумок
Советские олимпийцы

Книга рассказывает о жизни и деятельности выдающихся советских спортсменов Арсена Мекокишвили, Федора Терентьева, Всеволода Боброва, Владимира Куца, Махмуда Умарова, Валерия Попенченко, Юлии Рябчинской. Выход сборника приурочен к началу Олимпийских игр в Москве.


Губкин

Биография Ивана Михайловича Губкина — ученого-геолога, создателя советской нефтяной геологии.


Евграф Федоров

Имя гениального русского ученого-кристаллографа, геометра, минералога, петрографа Евграфа Степановича Федорова (1853–1919) пользуется всемирным признанием. Академик В. И. Вернадский ставил Е. С. Федорова в один ряд с Д. И. Менделеевым и И. П. Павловым. Перед вами биография этого замечательного ученого.


Рекомендуем почитать
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но всё же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии.


Неизданные стихотворения и поэмы

Неизданные произведения культового автора середины XX века, основоположника российского верлибра. Представленный том стихотворений и поэм 1963–1972 гг. Г. Алексеев считал своей главной Книгой. «В Книгу вошло все более или менее состоявшееся и стилистически однородное из написанного за десять лет», – отмечал автор. Но затем последовали новые тома, в том числе «Послекнижие».


Фадеев

Биография А Фадеева, автора «Разгрома» и «Молодой гвардии», сложна и драматична. И хотя к этой теме обращались уже многие исследователи, И. Жукову удалось написать книгу, предельно приближающую читателя к тем событиям и фактам, которые можно считать основополагающими для понимания и личности самого Фадеева, и той эпохи, с которой неразрывно связана его жизнь.


Стэнли Кубрик. С широко открытыми глазами

За годы работы Стэнли Кубрик завоевал себе почетное место на кинематографическом Олимпе. «Заводной апельсин», «Космическая Одиссея 2001 года», «Доктор Стрейнджлав», «С широко закрытыми глазами», «Цельнометаллическая оболочка» – этим фильмам уже давно присвоен статус культовых, а сам Кубрик при жизни получил за них множество наград, включая престижную премию «Оскар» за визуальные эффекты к «Космической Одиссее». Самого Кубрика всегда описывали как перфекциониста, отдающего всего себя работе и требующего этого от других, но был ли он таким на самом деле? Личный ассистент Кубрика, проработавший с ним больше 30 лет, раскрыл, каким на самом деле был великий режиссер – как работал, о чем думал и мечтал, как относился к другим.


Детство в европейских автобиографиях: от Античности до Нового времени. Антология

Содержание антологии составляют переводы автобиографических текстов, снабженные комментариями об их авторах. Некоторые из этих авторов хорошо известны читателям (Аврелий Августин, Мишель Монтень, Жан-Жак Руссо), но с большинством из них читатели встретятся впервые. Книга включает также введение, анализирующее «автобиографический поворот» в истории детства, вводные статьи к каждой из частей, рассматривающие особенности рассказов о детстве в разные эпохи, и краткое заключение, в котором отмечается появление принципиально новых представлений о детстве в начале XIX века.


Николай Гаврилович Славянов

Николай Гаврилович Славянов вошел в историю русской науки и техники как изобретатель электрической дуговой сварки металлов. Основные положения электрической сварки, разработанные Славяновым в 1888–1890 годах прошлого столетия, не устарели и в наше время.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.