Карпинский - [25]

Приходили на заседание молодые геологи, «прикомандированные», стажеры. Школа ведь не может без учеников...

В разное время в этой роли перебывали Лутугин, Михайловский, Юзбашев (впоследствии добившиеся большой известности). А к самому краешку стола, к тому самому, где когда-то сидел, протоколируя, нынешний его превосходительство господин директор, присаживался и, придвинув карандашницу, — смирения, вернее, делая вид, что смиренно, стараясь остаться неприметным, что ему плохо удавалось, потому что, как только он входил в комнату — торопливо, угловато, думая о чем-то своем, — он становился приметен всем: невысокий, черноглазый, чернобородый, временами странно диковатый — делопроизводитель и консерватор Федоров.

Молча строчил, не переспрашивая, не прося говорить помедленнее. На другой день ему надлежало переписать на чистовик, поднести на подпись, отправить с курьером в типографию...

Глава 11 Ордена и аммонеи

Из сказанного в предыдущей главе о Геолкоме (а охвачена, разумеется, лишь часть его деятельности) читателю, вероятно, ясно, что он весьма скоро после своего возникновения начал играть значительную роль в народнохозяйственной и научной жизни России. И когда стукнул десятилетний юбилей, в его адрес поступили многочисленные приветствия, в том числе и из-за рубежа. О том стало известно господину министру государственных имуществ, и он счел необходимым пригласить Александра Петровича Карпинского и в беседе слегка его пожурить. Что ж, дескать, скромность, конечно, украшает, но дата располагает к торжествам, и некоторые мероприятия не были бы лишними.

Какие? Ну, допустим, особое заседание с приглашением почетных гостей и товарищеским ужином в конце. Доклад. Оглашение адресов. Мало ли чего. Выставка, например. Да! Выставки нынче так распространены по всему свету. Разве Геолкому нечего показать? Есть? Так отчего и не продемонстрировать публике?

Все было исполнено: и доклад, и оглашения, и тосты... Гости остались чрезвычайно довольны, но более всего им понравилась экспозиция — сами геолкомовцы считали ее скромной: несколько шкафов, полки, к стенам кое-чего прикрепили... Однако на гостей, в особенности на тех, кто видел такое впервые, она произвела большое впечатление. Какие самоцветы! Бог мой! И все наше, российское? Нефть в сосудах... Кристаллы серы... Самородки золота! Настоящего? Можно потрогать?.. А карты! Что за карты! Прямо художественные произведения.

Министр был в восторге и на следующий день, ожидая приема в Аничкином дворце, не мог вдосталь нахвалиться министрам, скучавшим, как и он, в приемной в ожидании вызова в кабинет государя. И в кабинете, уже закончив доклад, он не удержался и вспомнил вчерашнее... Вернулся он в министерство несколько чем-то обеспокоенный и тотчас послал за господином директором Комитета. «Вы знаете, — начал он, — доброе отношение государя к вам, чему я только что получил еще одно доказательство. Его величество весьма заинтересовался юбилеем вверенного вам учреждения и даже изволил намекнуть о своем добросклонном желании лично...»

Тут министр нагнулся к самому уху директора и прошептал несколько фраз, после чего, отпрянув, заключил:

— Надеюсь, у вас все будет подготовлено наилучшим образом?

Прошло несколько дней, и в одно, несомненно, прекрасное утро (зима выдалась вьюжная, но накануне поутихло, подморозило, далеко разносился скрип шагов) к внушительному подъезду Горного института подкатил санный поезд. Однако нам нет надобности описывать визит, воспользуемся записью в журнале Присутствия.

«24 февраля 1892 года состоялся Высочайший осмотр работ Геологического комитета. В присутствии Министра Государственных имуществ статс-секретаря М.Н.Островского, г. товарища Министра статс-секретаря В.И.Вешнякова и директора Горного департамента К.А.Скальковского при участии директора Геологического комитета и старших геологов Государь Император, оставшись совершенно доволен осмотренными работами, изволил изъявить, кроме признательности и Монаршей благодарности упомянутым высшим чинам ведомства, Высочайшее благоволение Директору Комитета Карпинскому, старшим геологам Никитину, Мушкетову и Чернышеву, а также всем чинам, принимавшим участие в означенных работах».

Прошло еще несколько дней, и министр снова пригласил Карпинского и после обсуждения накопившихся дел, понизив голос, доверительно сказал, что с соблаговоления государя императора он, министр, делает представление его, Карпинского, к очередной награде... От представления до награждения срок уже значительно больший, но все-таки настал день (весенний и тем более прекрасный), и Александр Петрович, вернувшись домой в парадном мундире, протянул Александре Павловне свернутый в трубочку лист, с которого свисала на цветном шнурке сургучная печать. Мы имеем возможность развернуть лист (он хранится в архиве) и прочитать:

«Мы, Александр Третий, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий князь Финляндский, нашему действительному статскому советнику Александру Карпинскому.

В воздаяние отлично усердной службы вашей и особых трудов по засвидетельствовании начальства и согласно удостоению Комитета Министров Всемилостивейше пожаловали Мы вас Указом в 13 день мая 1894 года Капитулу данным Кавалером Императорского ордена нашего Святого Станислава I степени».