Карпатская рапсодия - [41]

Берегсасская сберегательная касса закрылась. Когда ее вновь открыли, она имела уже совсем другое название: «Берегсасское отделение Будапештского венгерского коммерческого банка». Руководил этим «отделением» не директор, а прокурист [15], в качестве которого в Берегсас приехал из Будапешта Арпад Комор.

Насколько популярен был покойный Берталан Кацман в Берегсасе, настолько непопулярен был этот Комор. Каждый поймет это, узнав, что Комор через адвоката предложил отцу немедленно вернуть все займы, когда-либо полученные им от берегсасской сберегательной кассы. Добрую половину виноградника, которую мы для этой цели вынуждены были продать, купил уксусный фабрикант Маркович.

Спустя два месяца после смерти Кацмана сгорел берегсасский кирпичный завод, на котором работали пятьдесят пять рабочих. Завод был застрахован от пожара, но его владелец Игнац Ясаи уже около двух лет не вносил страховых взносов. Развалины завода и виноградник Ясаи были распроданы с аукциона. Виноградники купил Маркович, а развалины завода — некий Мано Кохут, который только за несколько дней до аукциона первый раз вступил на берегскую землю. Он был шурином прокуриста Комора.

Вскоре весь Берегсас понял, что Кохут — чудак. Ясаи был по уши в долгах, потому что дела завода шли очень неважно, а сумасшедший Кохут расширил завод в четыре раза против прежнего. На заводе Кохута над производством кирпичей и черепицы работало в течение тринадцати часов в день больше двухсот мужчин, женщин и детей.

Через несколько месяцев выяснилось, что Кохут вовсе не сумасшедший. За то время, пока завод строился, банк скупил за бесценок целый ряд фруктовых садов, принадлежащих большей частью таким берегсасцам, у которых во времена Кацмана накопились в банке очень большие долги и выплатить их они теперь не могли. На месте фруктовых садов банк проложил улицу. Эта улица не изгибалась, как другие берегсасские улицы, ни влево, ни вправо, а вела прямо от вокзала к базарной площади, где помещались комитатское управление, суд, банк и аптека. По обеим сторонам улицы банк выстроил красивые дома с черепичными крышами и асфальтировал ее на свой счет. А так как в течение нескольких дней почти все движение города сосредоточилось на этой новой «улице Андраши», то со всех сторон появились покупатели, желавшие купить построенные банком новые дома. Комор не торопился с продажей и ждал, пока покупатели начнут перебивать друг друга. Ждать ему пришлось недолго.

На улице Андраши жил сам Комор. Там жил и Кохут. Там же купил себе дом и новый начальник полиции Пал Шимон. Вскоре на улицу Андраши переехали все лучшие магазины города, в том числе и универсальный магазин Тауба, известный во всем комитате по его объявлениям в газете «Берег»:

Три старых слова: Тауб — король шляп.

Три новых слова: Тауб — король галстуков.

Город много выиграл от этой новой улицы. Банк выиграл тоже немало. Не остался в убытке и Кохут. Когда банк получил разрешение правительства на объединение лесопилок в Берегсасе и Дольхе, находившихся на расстоянии пятидесяти с лишним километров от Берегсаса, и создалось акционерное общество, главными членами которого были уксусный фабрикант Маркович и начальник уезда Вашархейи, Кохут начал строить фабрику печей. Он, который до этого ездил на велосипеде, купил себе двух прекрасных лошадей и карету. Не бричку, а настоящую закрытую карету, со стеклянными окошками, какой в Берегсасе до сих пор еще не было.

Пока Комор был занят прокладкой новой улицы, начальник полиции Шимон, попавший в Берегсас из Кашши после самоубийства Балажа, очистил старые улицы города — пока, правда, не от пыли, а от нищих. Нищенство было в Берегсасе таким же распространенным занятием, как употребление вина. Попрошайничали состарившиеся рабочие и разорившиеся виноделы, если их дети не могли или не желали содержать их. Попрошайничали больные, инвалиды и безработные. С этими профессиональными нищими конкурировали любители. По средам, когда приезжавшие на базар крестьяне кончали свои дела, они оставляли телеги на детей и шли на часок-другой попрошайничать. Делали они это для того, чтобы возместить себе деньги, уплаченные Пинкасу Крепсу, владельцу корчмы с надписью: «Здесь лучшее вино! Пейте здесь!» Попрошайничали, конечно, не все приезжие крестьяне, но большинство из них. Это были «нищие по средам». По всем остальным дням недели, кроме субботы, крейцеры собирали ученики школы талмудистов, руководимой знаменитым в семи комитатах раввином Нахманом Траском.

Жестокий начальник полиции Шимон запретил попрошайничать без специального на это разрешения. Запрещения он не отменил, даже когда ученики Нахмана Траска направили к нему делегацию. Владелец корчмы с надписью: «Здесь лучшее вино! Пейте здесь!» — Пинкас Крепс в один базарный день напоил дежурных полицейских, надеясь таким путем вновь завоевать для своих постоянных посетителей отнятое у них Шимоном право свободного попрошайничания. Крепс был известным вербовщиком правительственной партии и вообще очень влиятельным человеком. Когда ему случалось выпить больше обычного, он говорил:

— Клеветать так подло, так по-свински, так бессовестно и опасно, как я, не умеет никто во всем Берегском комитате.