Карпатороссы в Корниловском походе и Добровольческой армии - [12]

Достаточно! Уже две недели спустя могила где–то в Нагуевичах заросла майскою травою: осенью она высохла, могила развалилась — и словно человека вовсе не было. Люди поговорили, покивали головами и разошлись по своим домам, по своим путям.

В истории борьбы Прикарпатья за его свободу, быть может, и не будет отмечено то, что у Кичкасского моста над Днепром были разбиты части галичан. Она пройдет молча мимо этого события, и имена павших в бою не будут переданы памяти потомства. О том, что Юлиан Еднакий был взят махновцами в плен и с большим трудом бежал из него, не будет вовсе упомянуто. Между тем один Юлиан Еднакий может заполнить целую страницу весьма ценным историческим материалом.

В дни великой войны он отличался не ремеслом–промыслом, а жаждою жертвенного дела. Выговаривая заветное слово «Родина», он загорался почти девичьим, восторженным взглядом очей. Порывистое, неудержимое влечение в борьбу за нее рвалось из каждого высказанного им положения. Все это в настоящее время грубого материализма не имеет значения. Ныне какой–нибудь Махно или крикливый, заносчивый, хвастливый, прибегающий к хитростям и уловкам демагог обращает на себя внимание; тихий труженик пропадает бесследно в шуме кривотолков и цинизма.

Современный человек–машина улыбнется лишь с недоверием, когда ему расскажут, что Юлиан Михайлович, любя русский народ, шел с открытой грудью на «неприступную крепость», которой был каждый махновец, обвешанный наганами, шашками и пулеметными лентами. Тот же человек–аппарат сочтет глупостью и вычурной сентиментальностью, когда услышит, что Еднакий, прошедший несколько раз мимо смерти, доктор прав и взрослый мужчина, искал в Карпатах чего–то возвышенного, благородного и уносящего в высь. Как бы к этому ни относились люди с каменными сердцами, за Еднакием остается великий идеал добра и красоты. На вытоптанной тропинке он, однако, встречал вместо ангела таинственную кикимору, выглядывающую из–за сирени, изза винограда и мамоны. Запала думушка в сердце, и бессонные ночи в темной, сырой монастырской комнате обессилили мужественного Еднакого. Пропала жизнерадостность, он побледнел, пожелтел, иссох и затем, переправившись через Карпаты, умер в Нагуевичах.

Юлиан Михайлович Еднакий сошел в могилу в расцвете своей жизни. Ему было не выше тридцати лет. Будучи еще студентом, он начал играть в галицко–русской жизни выдающуюся роль. В Вене он состоял председателем студенческого кружка «Буковина». Развал Австрии застал его в армии в Загребе. Одолев тяжести путешествия, он приехал в 1918 году в Новороссийск, где поступил добровольцем в Кубанский пластунский полк. Перешедши в Карпаторусский отряд, Еднакий с присущим ему рвением принялся за организационную роботу. При Александровске отряд был разбит повстанческими отрядами Махно. Еднакий был взят в плен. Воспользовавшись темнотою ночи, он бежал от махновцев в подсолнухи, где пролежал полные сутки и затем окольным путем добрался до Харцыска. Казалось бы, что после такого события Еднакий уйдет из армии. Так, однако, не сталось. Он не принял места при командире полка, отказался уехать в ставку и вновь принялся собирать полк. Когда только нужно было изготовить план по изъятию галичан из петлюровской армии, Еднакий отправился в Одессу, которая в скором времени была отрезана от Крыма. С новыми надеждами и с неугасающим рвением к делу он переехал в Карпатскую Русь. В Ужгороде не замечали на нем следов военных лишений. Он работал в «Касино», «Бояне», «Соколе», «Самопомощи», «Русской Земле» и «Карпатской Руси», которой был вдохновителем и учредителем. Всегда и везде он был жизнерадостен, здоров и неутомим.

* * *

Вдруг Юлиан Михайлович заболел. Причина его смерти остается тайной, однако ее начало не в военных лишениях, а в Ужгороде. Тайну глубокого и трогательного содержания он унес в могилу, на которой, подобно пушкинской Татьяне на могиле убитого другом Ленского, печальная Русь уронит тяжелую слезу.

Александр Осипович Пелех

В очерке В. Р. Ваврика «Карпатороссы в Корниловском походе и Добровольческой армии» на одной из страниц сказано: «В боях у Малой и Большой Джалги, Пелагияды, станиц Барсуковской и Невинномысской положили свои головы прапорщик Александр Пелех, очень деятельный студент, и…» такие–то и такие солдаты. Очень просто, кратко и ясно. Положили головы «за Русь, святую Русь». Кажется, этим сказано все и добавлять ничего. Впрочем, разве можно в кратком очерке представить все то, что пришлось поодиночке каждому корниловцу и добровольцу перенести до рокового дня?

Между тем крик боли так и вырывается из груди, что многое–многое не досказано, особенно при вспомине той потери, какую понесла Галицкая Русь с преждевременной смертью Александра Осиповича.

Это может понять даже мало–мальски знавший юного карпаторусского богатыря. Видом как будто невзрачный, но зато какая светлая душа, какой талант, какая энергия, сила воли и красота духа! Достаточно сказать, что кончил он гимназию с золотой медалью, прекрасно пел и играл на рояле; куда только ни появится — повсюду рассеивал грусть, печаль, уныние, а натомест вносил своей жизнерадостностью веселие, бодрость и радость. Вследствие этого был всеми любим и ценим.