Карнавал страха - [36]

Но шпаги на поясе не было.

А потом пол вагончика затрясся от тяжелых шагов. Борго развернулся, цепляясь за стол. В слабом отсвете фонарей он увидел блестящее лезвие собственной шпаги, направленной прямо на него. Вскрикнув, карлик отступил, но клинок уже вошел ему в горло, он рухнул на кровать, а дверь сзади бесшумно захлопнулась.

***

– Хочу напомнить уважаемому суду, – заявил Брюсин, появляясь на помосте и останавливаясь напротив Марии, – что мы слышали не столько рассказ слепой жонглерши, сколько сказку, которую сочинил Л'Арис. А теперь, моя дорогая, мы хотим услышать правду. Вы вернулись со сцены в свой вагончик и обнаружили на собственной кровати мертвое тело. Это верно?

– Да, – ответила Мария.

Брюсин театральным жестом вынул из кармана шелковый носовой платок и положил его перед Марией.

– Юрист Л'Арис тоже показывал этот кусок ткани с очень четким кровавым следом ладони, где не хватало указательного пальца. Он действительно взял его в вашем вагончике?

– Да, конечно, – подтвердила Мария.

– Ложь, – гордо бросил Брюсин, набрасывая платок ей на плечо. – Ложь, ложь, ложь. – Он вынул из-за спины, где держал его в руке, мятый льняной обрывок, который представил суду Л'Арис. – Вот ткань, о которой вы говорили, милая. – Помахивая уликой, Брюсин спросил:

– Насколько вы слепы, дорогая Мария?

– Я могу слышать, что вы весите примерно двадцать стоунов. Я слышу, как вы почесываете выбритый подбородок.

– Насколько вы слепы? – повторил вопрос Брюсин.

– Совершенно! – ответила Мария.

– Понятно, – ответил Брюсин, отступая назад. – Значит, вы никогда не видели ни отпечатков пальцев на постели и стенах, ни потоков крови на потолке? Значит, вы не видели следа ботинка на полу? Не видели вы и лица человека, который оказался в вашей комнате?

– Конечно, нет! – бросила Мария. – Но я пометила его ножом…

– Поправьте меня, если я ошибусь, – сердито перебил ее Брюсин. – Прошлой ночью вы сказали Совету, что у предполагаемого убийцы нет указательного пальца на левой руке, тогда как у Доминика не хватает пальца на правой.

– А как насчет царапины на спине?

– Прекратите! – прорычал Брюсин. – Жандармы сказали, что вы не упоминали о шраме до тех пор, пока Доминика не схватили, они говорят, что вы вообще ничего не говорили до тех пор, пока подозреваемый не оказался у вас в руках. Неудивительно, что он так хорошо соответствует описанию!

Вы просто подогнали улики под моего подзащитного! Мария скрипнула зубами:

– А как же кровавый отпечаток на моей простыне?

– Если это правда, – язвительно бросил Брюсин, – то жандармы могут отыскать любые отпечатки на простынях женщины вроде вас.

Это заявление исторгло презрительно-сладострастный смешок из колышущейся толпы, смех, который эхом пробежал по каменным коридорам здания Совета. Брюсин снял платок с плеча слепой и произнес торжественно:

– Вопросов больше нет. Вы исключаетесь.

Мария сжала губы:

– Надейтесь, что он не захочет убить кого-нибудь из тех, кого вы любите.

Оттолкнув его протянутую для помощи руку, она ощупью спустилась с помоста и направилась к своей скамье.

Брюсин отступил, брезгливо вытирая руку, до которой дотронулась слепая, а потом, сложив платок, убрал его в карман серого камзола.

Под мрачными сводами раздался женский голос:

– Л'Арис, приведите своего второго свидетеля.

Юрист встал и поклонился, лицо его было немного бледным в ярком свете фонарей и факелов.

– Я вызываю мсье Моркасла.

Он сделал волшебнику знак выйти на трибуну, и тот, поднявшись с места, направился к помосту. Моркасл чувствовал себя странно беззащитным без черного плаща, который так перепачкался и смялся за ночь, что его пришлось оставить в камере. Добравшись до трибуны, он встал перед залом и положил руки на камень справедливости, который вдруг превратился в ярко-зеленый. В зале раздался шепот.

– Люди Л'Мораи, откройте свои глаза, уши и умы, чтобы услышать о втором преступлении, – начал Л'Арис, снова указывая на Доминика. – Приготовьтесь вместе со мной представить то, как произошла трагедия, унесшая жизни близнецов Панола и Банола. Месье Моркасл, расскажите нам о той ужасной ночи.

Моркасл кашлянул и начал:

– Первое, что я помню, относится к тому моменту, когда я положил голову на гильотину…

***

Панол сидел на стуле на покрашенной в белое сцене, дожидаясь, пока толпа внизу умолкнет. Он бросил взгляд на своего близнеца. Банол был одет в точную копию одежды брата, чтобы полностью соответствовать образу разговаривающей куклы чревовещателя. Ему были приделаны даже фальшивые ноги. Костюм работал – кажется, никто среди зрителей даже не догадывался, что это не манекен, а живой человек из плоти и крови, который был соединен с братом единой нижней частью туловища. Впрочем, скоро им предстояло узнать об этом.

– Ну и ну, – выкрикнул Панол, когда смех замер, – значит, ты считаешь, что у меня грязная одежда?

– Посмотри! Птичка плюнула тебе на рубашку, – отозвался Банол, передвигая искусственные ноги и указывая на грязь на плече брата. – И на шляпу тоже!

Панол снял грязную шляпу и уставился на пятно. Выражение ужаса на его лице вызвало веселое возбуждение зрителей.

– Это всего лишь шляпа, а не рубашка, – обиделся Панол.