Карнавал смерти - [47]

– Ваш сын все еще в больнице?

– Увы, нет. Он сбежал… шесть лет назад. – Мирела сдвинула повыше квадратные очки на переносице. – Точно не знаю, что там произошло. Никто не знает. В больнице случился пожар, сработала сигнализация и началась паника. Габриэль воспользовался шансом и сбежал, прикинувшись одним из врачей.

– Как ему это удалось?

Мирела откинулась назад и сцепила руки под столом. Теперь она выглядела неожиданно хрупкой, напоминая тетю Эмилию. Виктория еще сердилась, но все равно скучала по двоюродной бабушке.

– Лечащий врач Габриэля погиб. – Мирела сглотнула комок в горле. – Габриэль убил его и убежал через главный вход.

– И за эти шесть лет ваш сын ни разу не пытался связаться с вами?

– Если бы он это сделал, я бы сдала его полиции или врачам. Во имя всего святого, Габриэль не способен жить в обществе. Он изнасиловал по меньшей мере двух женщин, убил человека и устроил побег… У меня ничего не вышло. Я потерпела неудачу как мать. В этом тоже есть моя вина. – Она поджала губы. – Хорошо, что я больше ничего не слышала о нем. Теперь эти дети – мои.

Мирела снова положила руки на стол и выпрямилась, как будто случившееся ее не касалось. Поправила прядь волос и совершенно бесстрастно посмотрела Виктории в глаза.

– Полицейские отдали мне дневник Сантьяго, – соврала девушка. – Там часто упоминается ваш сын. В июле девяносто третьего года Сантьяго сблизился с девушкой, которую называл Рапунцель. Габриэль знал ее?

– Вряд ли. Честно говоря, не знаю. Может быть. Габриэль никогда не откровенничал со мной, а после смерти Игора совсем замкнулся. Дружба с этими двумя – худшее в его жизни. Их троицу как будто прокляли. Все сбились с пути. Никто из них не стал счастливым.

Мирела встала, давая понять, что разговор окончен. Провожая Викторию и Джорджа по двору, она рассказывала им, кто из детей ее любимчики. У выхода Виктория поблагодарила за уделенное им время и помахала на прощание. Женщина улыбнулась, показав пожелтевшие зубы, развернулась и пошла по дорожке из разноцветных камешков, пока не скрылась из виду.

21

Их троицу как будто прокляли. Виктория никак не могла выбросить эту фразу из головы. Жуткое совпадение: один покончил с собой, другой свихнулся, а третий стал убийцей. Каждый раз, обдумывая судьбы трех мальчиков, она чувствовала, что все ее объяснения граничат со сверхъестественным. Словно какая-то дьявольская сила затянула их в водоворот безумия и жестокости. Эта мысль не давала покоя.

Следующая среда выдалась дождливой. Виктория приняла горячий душ, надела свитер и плащ, положила в карман нож и села в автобус, едущий до дома престарелых, слушая в наушниках на повторе песню Under Pressure[42]. Тетя Эмилия лежала на кровати, сдвинув очки на кончик носа, и читала Библию. Увидев племянницу, она улыбнулась и поманила девушку к себе. Они не встречались несколько недель – такого не бывало с тех пор, как погибли родители Виктории. Когда она обняла хрупкое тельце тети, пахнущее одеколоном, то поняла, как сильно соскучилась. Как она могла так долго не приходить? Расстроивший ее спор теперь казался сущей ерундой. Тетя Эмилия благословила ее, как обычно, несколько раз перекрестив и попросив всех святых защитить ее – имена святых Виктория за эти годы выучила наизусть. Затем взяла племянницу за руку и погладила по лицу.

– Что нового, милая?

Ее тон был жизнерадостным: тетя тоже готова забыть о ссоре. С тех пор произошло много всего, но Виктория решила промолчать.

– Ничего, – ответила она.

Тетя Эмилия больше не задавала ей никаких вопросов о «друге». Разговоры на деликатные темы до поры до времени оказались под запретом. Они поболтали о сюжетных поворотах в мыльной опере, которую показывали вечером в прайм-тайм, и о коррупционном скандале, обсуждаемом во всех национальных новостях. Три часа пролетели в мгновение ока. Сразу после полудня в палату вошла медсестра и сообщила, что тете пора в душ.

– Я помогу, – вызвалась Виктория.

Поначалу Эмилия возражала: она была слишком чопорная и не любила обнажаться перед кем бы то ни было (впервые оказавшись в доме престарелых, тетя сразу подняла сильный шум, когда медсестры попытались раздеть ее), но племяннице не пришлось долго настаивать. Виктория откинула с кровати одеяло и помогла двоюродной бабушке встать, протянув ей трость. Они медленно направились в ванную комнату. Там девушка спустила лямки ночнушки Эмилии и, разглядывая ее слегка сгорбленную спину, сложила одежду рядом с раковиной. Бежевые панталоны доходили старушке до пупка. Виктория сняла их, отвела тетю за руку в душ и намылила морщинистую кожу. Эмилию явно беспокоило, что Виктория смотрит на нее, так что племянница отвернулась. Повисла напряженная тишина. Через несколько минут в дверь постучала медсестра.

– Вы закончили?

– Уже пора обедать?

– Еще нет. Просто… сейчас принесли почту, и для вас есть бандероль. – Голос медсестры из-за двери доносился приглушенно. Она как-то неестественно рассмеялась. – С пометкой «срочно».

Виктория оставила тетю причесываться перед зеркалом и подошла к двери. Слегка приоткрыла, ухватившись за ручку дрожащей рукой, и взяла конверт у медсестры. Он оказался не слишком увесистым. На ощупь она сразу поняла, что внутри. Снаружи на конверте не было ничего, кроме красного штемпеля, никаких сведений об отправителе.