Карнавал короля Иеронима - [24]

— Это было осенью 1806 года, — заметил старый друг дома Шмерфельд, с целью перевести разговор на более общую почву. — А сколько тревог пережили мы перед этим роковым событием! Помню, 4 октября Блюхер получил приказ выступить из Гессена, так как наш курфюрст с разрешения Наполеона объявил себя нейтральным…

— Однако это не помешало нам готовиться к войне! — заметил один из гостей. — Солдаты, получившие отпуск, и резервисты были призваны, кавалерию снабдили фуражом…

— Быть может, — добавил другой, — это и было причиной, что после битвы под Иеной французский посланник Биньон был вызван из Касселя, и перед отъездом объявил нашему курфюрсту требование Наполеона, чтобы он вступил в Рейнский союз и присоединился со своим войском к французской армии.

— Конечно, этим требованием Наполеон хотел выяснить для себя, в каком положении дело, — сказал барон Рефельд. — Ваш вооруженный нейтралитет показался ему подозрительным, и он решил принять меры, чтобы гессенцы не перешли на сторону Пруссии, если та окажется победительницей. А что ответил курфюрст на заявление французского посланника?

— Он сослался на предоставленное ему право остаться нейтральным. Но…

— Но не нашли нужным признать ваш нейтралитет! Не так ли?., возразил со смехом барон Рефельд. — Не думайте, господа, что я поклонник французов, но перед вами, почтенными гессенцами, скажу откровенно, что нельзя одобрить политики наших мелких немецких князей, которые потому, быть может, и губят Германию, что слишком ничтожны. Они ненавидят и льстят в то же время, готовы на все согласиться, все одобрить и позволяют распоряжаться собой, как угодно!..

Эта непрошенная откровенность со стороны совершенно не знакомого человека многим показалась неуместной, хотя все знали, что серьезный и осторожный Шмерфельд не решился бы ввести в дом своих друзей сомнительную личность.

На минуту водворилось молчание. Шмерфельд поспешил вывести своего приятеля из неловкого положения.

— Таким образом, — сказал он, — 31 октября, вечером, маршал Мортье со своим авангардом подошел к одним воротам нашей столицы, а голландский король к другим, так что курфюрсту предстояло или вступить в Рейнский союз, или увидеть страну, занятую неприятелем. Тогда он решил для блага преданных ему гессенцев спасти свою особу и, нарядившись в штатское платье, как-то выбрался из города вместе с наследным принцем, и нашел убежище у своей сестры, настоятельницы монастыря.

— Бегство курфюрста вызвало сильный ропот в армии, — сказал один из присутствовавших молодых людей. — Напрасно считают нас, гессенцев, такими покорными! В это время никто не поручился бы, что спокойствие может продолжаться.

— Однако спокойствие не было нарушено! — заметил с усмешкой барон Рефельд.

— Не совсем… Если бы вы видели, что происходило следующим утром на королевском плацу! Солдаты открыто высказывали свое неудовольствие, когда им пришлось сложить оружие, а храбрый майор Миллер с проклятием сломал свою шпагу, затем отправился к вновь назначенному губернатору Лагранжу и поступил на французскую службу.

— Назначение такого человека, как Лагранж, весьма знаменательно: вероятно, имели в виду захватить прославленные сокровища курфюрста, но я надеюсь, что несмотря на поспешное бегство он не бросил их на произвол судьбы, как это сделал со своими солдатами.

— К счастью, значительная часть богатств спасена, но все-таки осталось довольно много ценных вещей. Все, что было в арсенале, перенесено в Майнц, а лучшие произведения искусства, картины Клода Лоррена, Рембрандта, Поттера и другие вывезены из галереи и отправлены в Париж…

— Что за сброд занял тогда Кассель! — сказал старый гессенец, заметно охмелевший. — Тут были бретонцы в деревянных башмаках, провансальцы в соломенных шляпах, и всю эту дрянь обмундировали с ног до головы за наш счет!

— Если не ошибаюсь, то в некоторых местах были возмущения? — спросил барон. — До нас доходили слухи…

— Да, военный постой был слишком тягостен для местного населения; из гессенцев формировали батальоны. Восставшие крестьяне забирали, где могли, оружие, выбрали какого-то Услара себе в предводители и произвели беспорядки. Лагранж вызвал войска из Майнца, сам курфюрст из своего уединения отдал приказ мятежникам сложить оружие. Нескольких отправили на поселение, других казнили, и спокойствие было восстановлено!..

В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошел вестфальский штаб-офицер.

— Миллер, это вы! — воскликнуло несколько голосов. — Как мы рады видеть вас!

Гостю тотчас же подали стул и пригласили сесть.

— Какие у вас серьезные и торжественные физиономии! — заметил Миллер. — Никто не скажет, глядя на вас, что здесь свадебная пирушка…

— Мы толковали о печальной судьбе нашей родины, вспоминали прошлое, — ответил Шмерфельд. — А тут вы явились, полковник, также неожиданно, как привидение!

Миллер грустно улыбнулся.

— Я пришел проститься с вами, друзья, и, к счастью, увидел здесь всех вас! Мне отдан приказ двинуться с войском в Испанию… император торопит нас, так как еще не вся Европа у ног его…

— В Испанию? — удивились некоторые из присутствующих.

— Испанцы восстали! — заметил с пафосом барон Рефельд. — Оттуда через Пиренеи благородная нация подаст руку помощи нашему угнетенному отечеству. Господа, я предлагаю тост за освобождение Германии!