Карнавал короля Иеронима - [20]

Ле-Камю, граф Фюрстенштейн, первый друг и советник короля Иеронима еще со времени его пребывания в Америке, на этот раз не сопровождал его величества в путешествии и остался в Касселе, занимаясь делами вверенного ему министерства иностранных дел. Но и в этой чуждой для него деятельности, особенно трудной ввиду придворных интриг и постоянного вмешательства Наполеона, граф Фюрстенштейн умел держать себя с достоинством, что свидетельствовало о его недюжинных способностях, ловкости и знании людей. Он имел красивую, представительную наружность, и если его осанку нельзя было назвать аристократической, то манеры были безукоризненны. Во время разговора он постоянно следил за собой и употреблял хотя и несколько вычурные, но правильные выражения. Близкие знакомые не без основания считали его холодным, безучастным человеком и крайне расчетливым. Быть может, вследствие этих свойств его характера, ухаживание его за дочерью генерала Сала подвигалось медленно, тем более что по своему высокому положению он считал более приличным для себя вступить в брак с представительницей какой-нибудь старинной немецкой фамилии.

В это утро Ле-Камю, граф Фюрстенштейн, угощал завтраком a la fourchette, поданным на севрском фарфоре, военного господина в парадной форме, увешанного орденами. Это был также один из любимцев короля, бригадный генерал Морио, который приехал с ним из Франции в качестве его адъютанта и теперь занимал важный пост военного министра. Он был человек талантливый, с некоторым военным образованием, но крайне легкомысленный и настолько раздражительный и бесцеремонный, что при веселом вестфальском дворе все боялись его и избегали каких-либо столкновений с ним. Хотя Ле-Камю всячески старался занять разговором своего гостя, но на лице последнего заметны были явные признаки нетерпения. Морио давно ухаживал за Аделью и благодаря ее кокетливому обращению не сомневался, что она также увлечена им; сегодня утром он явился в парадной форме, чтобы просить руки молодой девушки. Между тем чувства Адели изменились после ее первой встречи с Германом, который поразил ее своей красивой наружностью; вдобавок у нее появилось желание идти наперекор воле брата, вследствие намека генеральши Сала, что он не позволит ей брать немецких уроков у Германа.

Ле-Камю, в ожидании визита Морио, все утро напрасно уговаривал сестру дать согласие на брак и только добился от нее обещания принять жениха и не отказывать ему наотрез, чтобы не упустить такой блестящей партии.

Неожиданный приезд обер-гофмейстерины ее величества вывел его из затруднения, так как можно было ожидать, что знатная посетительница, при своей дружбе с Аделью, долго пробудет у нее, что действительно и случилось. Ле-Камю воспользовался этим временем, чтобы намекнуть влюбленному генералу, что, хотя он и не получит тотчас согласия молодой девушки, но не должен терять надежды. Затем он нашел не лишним высказать свое предположение относительно цели визита гофмейстерины.

— Вам известно, что королева недолюбливает мою сестру, но графиня Антония надеется помочь беде и, вероятно, приехала сегодня для переговоров по этому вопросу. Не скрою, что мне было бы очень приятно, если бы Адель после своего замужества была назначена статс-дамой королевы… Кстати, я слышал, что король после отъезда своей возлюбленной сблизился с гофмейстериной.

— Неужели? — воскликнул Морио. — Действительно, гофмейстерина никому не уступит в любезности, хотя далеко не так красива, как графиня Франциска…

— У нее не такие роскошные формы, хотите вы сказать, — прервал Ле-Камю, — и нет такого цвета лица, но, с другой стороны, она не так груба и высокомерна… Гофмейстерина очарует короля своим умом, и, поверьте мне, генерал, что это новое увлечение Иеронима нам на руку…

— Но она, если не ошибаюсь, старше короля! — заметил Морио.

— А графиня Франциска и королева разве не старше его? — возразил Ле-Камю. — Это и должно представлять особенную прелесть в возрасте Иеронима…

— Быть может, короля привлекает и то обстоятельство, что Антония принадлежит к старинному княжескому роду… ну, опять забыл эту проклятую немецкую фамилию…

— Знаю! — воскликнул со смехом хозяин дома. — Заметьте, что гофмейстерина в наилучших отношениях с господином фон Бюловом, что также имеет значение… Но вернемся к нашему вчерашнему разговору: я опять буду убеждать вас, генерал, возобновить с Бюловом прежние дружеские отношения. Это замечательно умная голова — «un homme universel»!.. Мы должны радоваться, что он заменил Беньо, эту длинную мрачную фигуру с ее революционными традициями. Хотя Беньо своего рода гений, но ему недоставало знакомства с финансовым положением края, да и вообще он не мог освоиться с общим ходом дел в Германии. Между тем Бюлов, при его умении находить новые источники доходов, необходим для Вестфалии ввиду наших широких потребностей, сверх того, он обладает особым даром изложить кратко и ясно всякое дело нашему доброму Жерому, так что его величеству остается достаточно времени на удовольствия…

— Вы правы, граф, — отвечал Морио, — я сам нахожу, что Бюлов полезнее своего предшественника, при этом у него нет такой глупой надменности, как у всех этих гессенских и брауншвейгских баронов. Но я не совсем доверяю политическим симпатиям этого вежливого пруссака: разве вы не видите, сколько у него приверженцев, которые открыто причисляют себя к немецкой партии.