Карманный атлас женщин - [52]

Без-на-де-га.

Боже, ребенок, тебе ведь всего одиннадцать лет. Возьми себя в руки, влюбись в какого-нибудь поп-идола, пособирай цветные листочки из блокнотиков, поиграй на компьютере. Не изменяй мир, Наивная Девочка, это ничего не даст. Подрасти еще немного, и злость наверняка пройдет. Может, закончишь институт, добьешься успеха, родишь ребенка, и тебя представят ко многим почетным наградам. Так что ты учти: если сейчас слетишь с катушек, накроются все эти планы.

Взрослые женщины истерят, и это естественно. Такова уж бабская натура. Известное дело, раз в месяц само о себе дает знать. Но как объяснить безумие Маленьких Девочек? Явление из ряда вон выходящее, пугающее. Проблем у них нет никаких, самое большее, что может быть, — легкая печаль, иногда обида. Ну посудите сами: самоубийств они не совершают, за лучший мир не борются, потому что о мире, в котором они живут, представления не имеют. А если есть у них кабельное телевидение и оно принимает МТУ, то им вообще все нравится. Ведь правда, девочки?

Марыся вышла из дома и направилась к школе. У остановки невольно огляделась: нет ли подружки из ее мечты. А та — кто бы мог подумать! — стояла на остановке с мешком для сменки. Боже, что же это такое: ведь такие люди спят до полудня, не ходят в школу, потому что или закончили ее, или бойкотируют. Без десяти восемь — не время для девочек-феноменов на велосипеде. Это время для несчастной одиннадцатилетней со смятыми тетрадками. Снова эта раздевалка, боксы с толпящимися детьми. «Эй ты, чего бьешь меня ботинком по голове, идиот, больно же. Дежурному скажу, и будет тебе. Не толкайся, еще сто раз успеешь на урок, спокойно».

Класс в школе — это как приговор, как ненавистная семья. Сидишь за партой, ожидаешь звонка. Все ненавидишь. И в то же время втягиваешь голову в плечи, когда училка проводит взглядом по списку в журнале. «К доске вызывается… у кого еще нет оценок… ну тогда, может, Козак. К доске».

Отлично. Супер. На первом же уроке. История и обществоведение. Местная власть; структура. Кто такой староста, бургомистр, и еще положи мне на стол тетрадь с домашним заданием.

— Я… я немного сделала, здесь. Вот.

— Ты что там, Козак, под нос себе бубнишь, сил нет, не ела? Где работа, открой на странице с выполненной работой. Это что такое, это что такое, я спрашиваю. Вы только посмотрите, это же издевательство! Тетрадь уже ни на что не похожа, а на дворе только еще октябрь. Задание сделано только наполовину, небрежно, что, желания не хватило закончить? Или где-то было интереснее? Где? Во дворе или по телевизору? Тогда, может, соблаговолишь ответить на вопросы по теме. Итак, слушаем.

…Плохо, плохо, невпопад, как пристукнутая. Чушь. Не знаешь. Садись. Поставлю тебе… ну, в общем, частично ты эту работу сделала, но…

Училка всегда делала многозначительную паузу, как ведущая телевикторины. Эмоции нарастали, кровь пульсировала, можно было услышать муху в другом конце класса.

А пошли они все. Плевать мне. Я тебя, сука в юбке, уже на три четверти не слышу. Можешь говорить до усрачки. Ставить колы, писать в дневник замечания. Ты нудная водолазка с цепочкой, зануда за тыщу двести грязными. Мне плевать, что ты на меня лаешь, что я для тебя никто, номер в списке, очередная жертва для вызова к доске. Я сегодня вечером уничтожу твой дом, слышишь? Выслежу тебя после уроков и узнаю, где ты живешь. Потом подожгу половик, залеплю глазок и наплюю на ручку.

Почему я должна оставаться маленькой?

Когда вырасту, стану директором школы и выкину тебя с работы. Скажу тебе так: «Пани Ева, вы не стараетесь, дети вас ненавидят и пишут на вас стишки в Интернете. Вы не годитесь для такой работы, потому что вы глупая зануда. Вы должны покинуть школу. Вон отсюда».

Марыся прикидывала, как сорваться с последнего урока. Была физра. Снова она что-нибудь испортит в командной игре, уже чувствует это. Чувствует, что впервые должна смыться с урока. После сегодняшнего неуда она так вздрючена, что как пить дать саданет какой-нибудь девахе мячом по башке. Ладно, изобразим ужасную боль живота. Ой, как больно.

Медсестра подозрительно смотрела на ученицу — явно симулирует, — хотя, в сущности, ей было все равно. Ей, школьной медсестре, по барабану, что с этой мелкой: на самом деле болеет или только прикидывается. Пусть идет домой, пусть вообще все бы ушли и оставили в покое, потому что ее парень прожил с ней пять лет и бросил. Уже была назначена свадьба, запись на DVD «Торжественное бракосочетание Дороты и Славомира», дом в Пясечно от родителей. Хрен, а не дом. Остается в халатике с жалкой зарплатой и бандой малолетних, у которых то голова болит, то то, то се. Неизвестно что.

Марыся с официальным освобождением идет к учительнице. И до свидания, чао, нет меня. Отчаливаю от этого бардака, от этих раздевалок и коридоров, где носятся пацаны. Где девчонки прогуливаются под ручку. Шепчутся.

— А этот посмотрел на меня, сама видела, что смотрит как раз на меня, а того видела, божееее, какой он, честно говорю. Такой клевый, только немного странно одевается, как знаешь кто, ну короче, сама не знаю, как кто. Тииихо. Может, вон тот, он ко мне подходил недавно, нет, когда я стояла с Анькой, и так говорит мне, нет, в смысле, что я делаю после уроков, и знаешь, меня как из ушата, и я ему говорю: «А тебе какое дело», ну, так ему и сказала.