Карманник и дьявол - [15]

Трифон поднялся с табуретки. Добродушно заулыбался:

– Дальше сам! Научишься, брат. Я поначалу, вообще, не знал, с какой стороны подходить к корове. Бог дал мне разумение!.. Я на кухню, – инок подхватил плескающиеся через края вёдра, и ускакал.

Саня вновь сел на табурет и горько уставился на молоко, на дне ведра. Помахал перед носом ручкой:

– Ну и вонища, маму вашу! Эх, если б знал, захватил бы респиратор.

Корова повернула к послушнику рогатую голову, жалобно замычала. Молоко давило на вымя, и требовало немедленного слива.

– Чего смотришь, дура? – не въехал новый скотник. – Ну да лады… – он неуверенно потянул за соски. Заусмехался иронично: – По ходу, надо отжать у герцога ништяки-допы за вредные условия труда.

9. Ясновидящий монах

После мастер-класса Трифона дело пошло гораздо лучше. Белые струйки живо брызгали в ведро. Саня даже не заметил, как это занятие увлекло его.

Вдруг он услышал чей-то мягкий тенор:

– Брат Трифон! Ты гдеее?

Саня встал и выглянул из-за перегородки. Монах с худым, аскетичным лицом и аккуратной бородкой подошел к стойлу и с удивлением уставился на Сидоркина.

– Ты кто?

– Я-то? – усмехнулся карманник. – Новый послушник, Саней зовут.

– А я брат Антоний! – представился монах, с любопытством оглядывая вора. – Откуда к нам, брат?

– Отсель не видно, братец. Город Москва – слыхал, надеюсь?

– Да-да, да-да, – выпалил Антоний, пристально разглядывая голую до плеча Санину левую руку. Волнение явственно читалось на томительном челе: – Кто это? – ткнул сухим пальцем в предплечье, где красовалось синее существо с крыльями за спиной.

Сидоркин скосил любовный взгляд на татуировку. Молвил в неге:

– Ангел. Уже пять лет меня охраняет. Работа Гришки Пыжика. Красиво, правда?

За всё надо платить, в том числе и за искренность. Самое прикольное, что расплата (реже оплата) происходит в самых неожиданных для тебя местах.

– Мне кажется, это не ангел!.. – вдруг побледнел Антоний. – А это дьявол, замаскированный под ангела!.. И наверняка ты его лазутчик и замыслил что-то недоброе, – попятился инок.

– Ясновидящий, мать твою?! – немедленно напрягся Сидоркин. Уверенность монаха в правильности своей догадки была очевидна.

Брат Антоний продолжал с испугом отступать, а затем… развернулся и поскакал вон, чуть не сбив брата Трифона, возвращавшегося с пустыми ведрами.

Монах удивлённо посмотрел на монаха. Затем Трифон вопросительно воззрился на послушника. Тот пожал плечами, стараясь не выдать кипеша в своей конституции.

– Странный какой-то… перец приходил.

Умом воришка понимал, что татуировка не доказательство его преступного сговора с нечистой силой, но волна, которую мог поднять прозорливый инок, вызывала опасения. Лишнее внимание к его скромной персоне Сидоркину было явно ни к чему. Провалить такое дело он просто не мог!

– Вот, видишь, уже лучше, – как ни в чем не бывало, заговорил брат Трифон, рассматривая наполовину полное ведро подшефа. – А скоро вообще освоишься, – одобрительно закивал монах. – Довольно на сегодня! Пойдем трапезничать, брат Александр! – Инок взял ведро с Марусиным молоком, и первым двинулся прочь.

– Слава Тебе, – неожиданно сам для себя произнёс Сидоркин. Хотел сразу выругаться за такую слабость духа. Однако не стал. Почему – и сам не понял.

10. Рецепты трапезы

В трапезной, по обеим сторонам длинного деревянного стола, накрытого старенькой, но чистой клеенкой, стояло двадцать иноков. Всё население обители. Единственный послушник – двадцать первый. Игумен, возглавлявший таинство плоти, степенно откашлялся. Молвил звучно:

– Братия, хочу вам напомнить слова Иисуса, сказанные им на горе ученикам: «просите и дано будет вам»…

– Евангелие от Матфея, глава седьмая, стих седьмой! – негромко процитировал копирайт Трифон.

Сидоркин находился как раз против Трифона, он с живым блеском в глазах наблюдал за происходящим. Чисто интерес биолога, внезапно попавшего в чуждую для себя среду! Любой монах воспринимал бы ситуацию также, если б очутился среди арестантов – родной среде карманника.

– Ибо всякий просящий получает… – тянул игумен.

– Евангелие от Матфея, глава седьмая, стих восьмой! – тут же отозвался Трифон.

– В чём смысл этих слов для нас, братияяя?.. – игумен вздел трепетные руки. – Я знаю, хорошо знаю! – Он опустил руки, пристально оглядел иноков. – И вы знаете, поэтому я не буду рассуждать по данному поводу… А кто не знает смысла слов Иисуса, – Феофил строго глянул на послушника, – тот скоро узнает.

– Всенепременно, – проворчал карманник, отвечая рассерженным взглядом.

Настоятель не смутился и даже повысил голос:

– Замечу, что удел иноков просить Господа за прегрешения людей! Что мы и делаем в перерывах между физическим трудом, а иногда и во время оного. Иисус внимает нашим молитвам и даёт людям прощение грехов. Не зазнавайтесь только, братия!

Монахи дружно и согласно покивали.

– И помните: Господь постоянно испытывает нашу духовную крепость! Смотрит, как мы сами противостоим искушениям! Проверяет наше желание помочь торжеству Божьего Царства!

– Истинно, игумен Феофил! – гаркнуло двадцать глоток.

Сидоркин вздрогнул от неожиданного выкрика. Ругаться, однако, не стал.