Карма - [52]

Шрифт
Интервал

Ничего такого я не обещал!

Мы стараемся не смотреть друг другу в глаза.

После всего, что ты повидала, я думал, ты станешь гордиться своими сикхскими корнями.

А почему ты думаешь, что я не горжусь?

Если бы гордилась, не полюбила бы индуса.


Защищаем свои новоприобретенные убеждения.


Я не повторю ошибки, которую совершил с твоей матерью.

Какой ошибки?

Индусу и сикху нельзя быть вместе. Такой союз ничего хорошего не принесет.

Ты не прав, бапу. Вам он принес хорошее. Меня.

Сандип

Мне запрещено произносить его имя. Мне запрещено одной выходить из гостиничного номера. Мне запрещено стоять у окна. Мне запрещено звонить по телефону. Но над моим воображением отец бессилен.


Он придет ко мне.

Даже если придется искать меня повсюду, где есть одинокие люди. В городах. Пустынях. Прериях. Школьных коридорах.


Он отыщет меня.


А я буду ждать. Пока его голос не назовет моего имени.


Потому что Сандип – как ветер. Ничто на свете не в силах его остановить.

Мы сикхи

Громче всего мы спорим по утрам. Когда просыпаемся отдохнувшими, готовыми к новым сражениям.


Халистан станет независимым государством, Джива. Бог видел наши страдания и обязательно придет нам на помощь.

Раньше ты говорил, что это невозможно.

Так то раньше. Сикхские воины сплотятся воедино. Поэтому самое время тебе отречься от индусской крови.

Это безумие!

Я еще не сошел с ума!

Если послушать, что ты говоришь, то сошел! Нельзя просто так взять и отказаться от своих корней. И сам ты не отказывался. Ты и в Канаде не стриг волос и носил тюрбан.

Твоя индусская кровь, Джива, – это кровь убийц. И раз я теперь у тебя единственный родитель, я буду решать, кем тебе быть!

А если я не соглашусь? Схватишься за свой длинный нож?

Не зли меня!

Можно подумать, ты уже не в ярости. Кроме моего сердца и памяти о материнской любви, что еще ты хочешь выжечь своей ненавистью?

Любого индуса, который появится рядом с тобой.

Ты это и Сандипу сказал? Поэтому он исчез и не возвращается?

Я ему сказал правду, Джива.

Ты угрожал его убить! Для тебя то, в какой религии он родился, важнее его доброты и самоотверженности!

Джива, я благодарю Бога за то, что он послал нам этого мальчика. Я признаю, что своими поступками он принес покаяние за преступления своего народа. Но при этом он остается индусом и, значит, не способен контролировать свои чувства.

То есть ни одному индусу больше нельзя доверять? Даже тем, кто во время резни с риском для жизни спасал сикхов?

Ни одному.

И даже твоему старинному другу Кираму?

Исключений быть не может.

Получается, и мне доверия нет.

Ты должна очиститься от испорченной части своей натуры, Джива. Время на это есть. Ты еще ребенок.

Я была ребенком. Когда-то в Эльсиноре. А теперь я древняя старуха. Я видела то, чего не должен видеть ни один ребенок. Я видела, как взрослые превращают землю в ад.

Ад

Я больше не могу выносить. Ожесточенную злобу отца. Пропажу Сандипа. Но что мне остается? Снова сбежать? Куда? Отказаться разговаривать, пока бапу снова не придет в чувства? Или вернуться в Канаду в обществе мечтающего о мести отца?


Таким и будет у меня будущее? Несчастное, как у моей матери? Мне тоже суждено любить семью и ненавидеть свою жизнь?


А чего ты ждала? – спрашивает взглядом Сандип.


Я ждала благожелательности. Что мы будем по гроб жизни тебе благодарны. Что восторжествует мир.


Я ждала, что буду с тобой, Сандип.

Боль

Из гурдвары бапу возвращается совсем уж сам не свой. Он хватает меня за обе руки и крепко их сжимает.


Столько страдания, Джива. И ради чего? Ради того, чтобы забыть? Сделать вид, что ничего не было? Жить дальше как ни в чем не бывало?

Рукам больно, бапу.

Гнев зовет действовать! Я не могу просто так стоять и ничего не предпринимать.

И что ты собрался делать?

Почему сикхи должны подставлять вторую щеку? Гуру Гобинд Сингх напоминает нам слова великого Саади: «Когда другие средства не дают плода, есть право обнажить свой меч».

То есть все другие средства уже не дали плода?

Бог научит нас, что делать. И тогда мы обрушим на индусов ярость их собственной Кали! Темной богини правой битвы! И да отведают они ее огненного языка!

Это глупость и бред, бапу! Месть не вернет мертвых. Месть – это голод, который невозможно утолить!

Ты забыла про стыд, Джива. Он все, что у нас осталось. А стыд – это ярость, которая не смеет действовать.

Знак

Первый я нахожу на верхней ступеньке, растоптанный в лепешку. По нему прошелся десяток ног. После них трудно понять, какого цвета был цветок.


Второй лежит в самом углу на нижней ступеньке. Уже увядающий.


Третий – снаружи у подъезда гостиницы. Свежий. Похоже, он выпал из гирлянды.


Четвертый – на подъездной дорожке. Пятый – на улице. Шестой – под прилавком продавца чая. Седьмой – на автобусной остановке. Восьмой, девятый – на улице, в переулке, потом еще десяток, разбросанных во дворе храма.


Никто больше не обращает на них внимания. Пушистые цветки бархатцев мешаются с остальным городским мусором. Но я вижу их повсюду. Словно у моих ног расстелен ярко– оранжевый цветочный ковер.


Он знает, где я. Где я хожу, где сплю, где ем, где молюсь. Ему известен каждый шаг, который я делаю без него.


Он не оставил меня! Не забыл! Каждый новый день Сандип украшает мне своими приношениями.


Рекомендуем почитать
Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Город скорби

Астрахань. На улицах этого невзрачного города ютятся фантомы: воспоминания, мертвецы, порождения воспалённого разума. Это не просто история, посвящённая маленькому городку. Это история, посвящённая каждому из нас. Автор приглашает вас сойти с ним в ад человеческой души. И возможно, что этот спуск позволит увидеть то, что до этого скрывалось во тьме. Посвящается Дарье М., с любовью.


«Люксембург» и другие русские истории

Максим Осипов – лауреат нескольких литературных премий, его сочинения переведены на девятнадцать языков. «Люксембург и другие русские истории» – наиболее полный из когда-либо публиковавшихся сборников его повестей, рассказов и очерков. Впервые собранные все вместе, произведения Осипова рисуют живую картину тех перемен, которые произошли за последнее десятилетие и с российским обществом, и с самим автором.


Милый Ханс, дорогой Пётр

Александр Миндадзе – сценарист, кинорежиссер. Обладатель многочисленных премий, среди которых “Серебряный медведь” Берлинского международного кинофестиваля, “Ника”, “Белый слон” Гильдии киноведов и кинокритиков. За литературный вклад в кинематограф награжден премией им. Эннио Флайано “Серебряный Пегас”. В книгу “Милый Ханс, дорогой Пётр” вошли восемь киноповестей Александра Миндадзе разных лет, часть которых публикуется впервые. Автор остается приверженцем русской школы кинодраматургии 1970-х, которая наполнила лирикой обыденную городскую жизнь и дала свой голос каждому человеку.


В тени шелковицы

Иван Габай (род. в 1943 г.) — молодой словацкий прозаик. Герои его произведений — жители южнословацких деревень. Автор рассказывает об их нелегком труде, суровых и радостных буднях, о соперничестве старого и нового в сознании и быте. Рассказы писателя отличаются глубокой поэтичностью и сочным народным юмором.


Цветы для Анюты

Жизнь Никитина Сергея нельзя назвать легкой — сначала трагедия, после которой парень остается прикованным к инвалидной коляске, а затем и вовсе юноша узнает, что любимые родители усыновили его, когда он был еще младенцем. Да еще и эта Анька — плод измены и предательства отца. Это же надо было додуматься — привести девчонку в дом! И как теперь Сергей должен относиться к ней, когда он знает, что она ему и вовсе не сестра? Сам же Сергей давно для себя решил, что никогда не полюбит Аню, и после смерти родителей навсегда вычеркивает ее из своей жизни.