Карлики - [33]

Она вымыла стаканы, вытерла и расставила на полке в буфете.

– Погода самая подходящая для крокета, – сказал Лен, – прямо для крокета.

– Герцог уже давно ждет нас, сказала герцогиня, помешивая чай свободной рукой, – зевнул Марк.

– Да, – сказал Пит, – но на самом деле в Лондоне погоды как таковой не бывает. В Лондоне и времена года-то не меняются. Лондон выше всех условностей. Понимаете, о чем я?

Вирджиния выглянула в окно на лужайку.

– Проблема в том, – сказал Пит, – что все мы родились не в большом мире бесконечного пространства, а в маленьком мирке размером с орех. Лучшим из нас удается только добраться до скорлупы и обследовать ее изнутри. Давай-давай, Вайнблатт. Можешь хмуриться и напускать на себя унылый вид, но я собираюсь перейти к метафизике.

Вирджиния вернулась в комнату и села.

– Я придумал новый вид искусства, – сказал Марк, – которое позволяет вычленить эстетически оформленное творение разума прямо в заднице.

– Ни за что бы не подумал, что ты на такое способен, – сказал Лен.

– Нет, – сказал Пит, – у этой унитазной культуры все-таки есть свои границы. Быть хранителем в музее литературного дерьма – это не главная цель в жизни. Взять, например, того же Иисуса Христа – он-то знал, что делал, и знал, что дело это стоящее.

– Красивое платье, Вирджиния, – сказал Лен, вставая.

– Ты что, его раньше не видел?

– Откуда?

– Это Пит сшил.

– Да, удачно получилось, я имею в виду платье, – сказал Пит.

Лен перегнулся через стол и пощупал ткань на плече.

– В самом деле отличный материал.

– В магазине брал или на складе? – спросил Марк.

– На складе, по оптовой цене. Я там знаю одного парня.

– Ну и почем в розницу продаете? – сказал Лен.

– Распродажа еще не началась, – сказала Вирджиния.

– А может, поставите на линию и можно будет купить копию у «Маркса и Спенсера»?

– Нет, с материалом действительно повезло, – сказал Пит. – Я сейчас кое над чем другим работаю.

– И что же это? – спросил Марк.

– Нижняя юбка.

Пит и Марк закурили от одной спички, наклонившись друг к другу в креслах.

– Слушай, Марк, а когда ты на работу-то устраиваться собираешься?

– Пока еще не собрался.

– И откуда ты деньги берешь, хотя бы на карманные расходы? Давай, выкладывай. Знаем мы, какие у тебя сбережения, ты их давно уже проел.

– У меня есть одна герцогиня на Хановер-Сквер.

– Старая или молодая? – спросила Вирджиния.

– Она прикована к постели.

– Кто бы сомневался, – сказал Пит.

– На самом деле, – сказал Марк, – это мое самое сокровенное желание. Это единственный способ существования.

– Tы себя-то не обманывай. Какой, в конце концов, из тебя жиголо, – сказал Пит. – Жиголо должен хранить верность своей содержательнице и быть довольным судьбой. А ты точно попадешься на том, что станешь клеиться к кухарке или горничной, и это будет твоя роковая ошибка. Работа, или, если хочешь, судьба, жиголо требует дисциплины и увлеченности своим делом. В каждой профессии есть своя этика. Настоящий жиголо, да будет тебе известно, Марк, хочет в жизни только одного: жить так, как он живет, до конца своих дней и быть похороненным в любимых шелковых брюках. А ты – ты не способен, ухватив кусок пирога, спокойно сесть и доесть его.

– А что, может, ты в чем-то и прав.

– Признайся честно, ты за свою жизнь хотя бы день по-настоящему проработал?

– Старик, ты находишься в плену иллюзий, – сказал Марк. – Когда я работаю, я становлюсь рабом – в полном смысле слова. Рабом. Да вы сами попробуйте выйти на сцену, соберите полный зал. Уверен, что у Лена есть скрытый талант, который мы сумеем раскрыть и наставить его на путь истинный.

– Нет уж, спасибо.

– А что так? Публика от тебя была бы в восторге.

– Да я у вас там сдохну через неделю. Если честно, стоит мне вспомнить, какое наследство оставила нам английская драматургия, и окинуть придирчивым взглядом панораму современного театра, мне становится не по себе. Ничтожество и посредственность – вот что правит бал в современном театре.

– Да ты ведь даже не варишься в этом котле. Уж если кто из нас и имеет право пожаловаться на это, так это я.

– Да, ты только этим и занимаешься.

– Черт возьми, так и есть, подловил.

Дым сигарет плотным облаком повис над столом, постепенно перемещаясь к окну. Марк положил ногу на ногу, задев стол, и дрожь стола передалась воде в цветочной вазе. Он резко выдохнул и струей воздуха рассек надвое облако дыма.

– Занятная со мной штука приключилась вчера вечером, – сказал Лен.

– А что такое?

– Сидел я, читал свою математику и нечаянно придавил какое-то насекомое. Я стряхнул остатки с указательного пальца большим, даже не задумавшись об этом. И вдруг я понял, что эти клочки хитина растут в размерах, превращаясь в перья. Они падают с руки, становясь все больше и больше, как перья. Получается, что я угодил рукой в дохлую птицу.

– А что за математику ты читал? – спросил Марк.

– Геометрию.

– Ну вот тебе и ответ.

– Ну да, – сказал Лен, – под впечатлением от этой фигни я даже решение наконец принял. Я решил на следующей неделе ехать в Париж.

– В Париж? – сказал Пит. – Зачем?

– Как я могу объяснить тебе зачем?

– Один? – спросил Марк.

– Нет. С одним парнем из Юстона. Он австриец. Постоянно ездит туда-сюда. У него открытая виза. У него там и комната есть.