Карл – сценарий судного дня - [40]

Вот так я вошёл на главную арену ого-го-шатра Гримальди.

Оно из моих первых детских воспоминаний относится к четвёртому дню рождения, когда мама привела меня в цирк. Тогда она временно оставила отца и сбежала к родителям, которые жили в каком-то пустом месте без названия, где-то в южном Техасе. Меня она увезла с собой.

Вот в то время она и привела меня в цирк. Не из тех, чья слава гремела на всю страну, вроде братьев Ринглинг[45]. А в маленький захолустный цирк. Всякий, кому довелось пожить на американском Юго-Западе, знает, о чём я говорю. Даже до меня, маленького ребёнка, доходило, что передо мной дешёвая версия великого предприятия.

Там были клоуны и акробаты плюс ещё несколько диковинных аттракционов вроде гонок на мотоциклах внутри шара и женщин, жонглирующих бензопилами. И животные были. Я помню верблюдов, танцующих пуделей и обезьянку на плече клоуна. Слонов или жирафов не было, главным из зверей был старый строптивый тигр; он садился посреди арены, и затянутая в трико женщина размахивала перед ним горящими факелами.

Бóльшая часть воспоминаний пришла ко мне лет через десять, не меньше, когда я рассматривал фотографии, обнаруженные в коробке из-под обуви под родительской кроватью. Эта находка случилась в другой мой день рождения, когда я остался один во всём мире. Коробка принадлежала моей матери. Её тайна. Коробка, в которой, кроме фотографий, нашлись корешки использованных билетов и бывший воздушный шарик. Всё, что осталось от тех нескольких недель, когда мама сбежала из дома.

Но среди моих отрывочных, частичных воспоминаний о цирке того дня сохранилось одно, которое останется со мной навсегда.

Запах.

Он не был похож ни на что знакомое мне прежде. Запах арахиса, сахарной ваты, жареной кукурузы, сена, запах животных и дешёвых пластмассовых игрушек – всё слилось воедино. Но было и что-то ещё. Мой четырёхлетний мозг не был способен это зафиксировать. То был запах счастья, радости, детства, бесстрашия. В последующие годы я улавливал этот запах на сельских ярмарках, карнавалах, животноводческих фермах. То был особый, специфический аромат, он навечно впечатался в меня четырёхлетнего, он означал дорогу, по которой я мог бы пойти, которая привела бы меня в мир, где я мог бы жить, если бы отец не нашёл нас и не вернул домой. То был запах, за которым я гнался всю свою взрослую жизнь.

Удивительно, как иногда бывает. Запахи приводят нас к воспоминаниям, а когда память оживает, мы поспешно отшатываемся, в каких бы обстоятельствах ни находились. Вот и со мной случилось то же, когда я переступил порог самого проклятого цирка в истории Вселенной. Меня окружал бедлам, неорганизованный хаос и какофония, одна хренотень сменяла другую. Запах возник из ниоткуда и будто оглушил какой-то одичавшей бейсбольной битой, воскресив в памяти день четырёхлетия, когда я с мамой попал в цирк, где я смеялся, хлопал в ладоши, уронил хот-дог на грязный пол, а потом подобрал его и съел, хотя у него был вкус той самой грязи. Мама расплакалась, и до той самой секунды, когда запах цирка ударил меня во второй раз, я думал, что она плакала из-за того злосчастного хот-дога.

И я взбесился, вышел из себя, блин горелый. Так мало мамы было в моей жизни, так мало воспоминаний, которые я мог назвать только своими… Тот день был моим, никакая гадость не могла отнять его у меня, но как раз это и случилось, будь оно… неладно, это место. И случилась эта мерзость настолько неожиданно, настолько окончательно, что я уже чихать хотел на свой тупорылый план спасения своей жизни.

Я только хотел всё, всё, всё оторвать от себя.

Но вам же не нужно читать про это дерьмо? Ничто не имело значения, когда вот уже сколько недель не существовало Земли. Когда я стоял в этом цирке, когда клоунесса прокатилась мимо меня на колесе с педалями, жадно вгрызаясь, по-моему, в ногу гоблина. Разноцветные и адские акробаты, те самые, что минуту назад забрасывали миномётными снарядами монстров величиной с дом, теперь плыли надо мной по воздуху во всех направлениях. Лемуры жонглировали. Клоуны пели.

Я подумал о Пончике, беспомощной и беззащитной, чьей единственной опорой остался Монго, глубоко вздохнул и попробовал успокоиться. Вам меня не сломать.

Вам меня не сломать.

Как будто битвы возле цирка не было вовсе. А здесь, внутри, были задолбанные, искорёженные шаржи на циркачей, самозабвенно демонстрировавших пародии на свою настоящую работу и энергично толкающих друг друга. На моих глазах два акробата столкнулись в воздухе и грохнулись на землю; никому не было до них дела.

На моём пути оказалась истёртая деревянная фигура зазывалы – карлика в красно-чёрном сюртуке с длинными фалдами и в цилиндре распорядителя манежа. Около него висел речевой пузырь[46] с текстом: «Я директор Гримальди! Добро пожаловать в мой цирк! Под этим куполом вы забудете о заботах и тревогах. Мы просим вас сесть, расслабиться и радоваться. Позвольте нам снять груз с ваших плеч, даже если вы зашли лишь на минутку».

Я снова повернулся к арене. Да что за бесовство там творится? Что они, забыли о Повелительнице и сражении? Или это заклинание? Они воображают, что им ничто не грозит? Да что там! Ни один из них (хотя карта была полна красных точек) даже не взглянул в мою сторону. Как будто я – невидимка.