Карл Маркс - [200]

Так как Тьер и компания в своем договоре, заключенном Пуйэ Кертье, выговорили себе, как вы знаете, огромную взятку, то они отказались от предложенной Бисмарком помощи немецких банкиров, иначе они лишились бы своей взятки. Так как предварительным условием осуществления их договора было покорение Парижа, то они просили Бисмарка отсрочить уплату первого взноса до занятия Парижа; Бисмарк принял это условие. И так как Пруссия сама сильно нуждается в этих деньгах, то она предоставит версальцам всевозможные облегчения, чтобы ускорить взятие Парижа.

Поэтому будьте настороже».

Такие сугубо тайные сведения о секретных переговорах и соглашениях Бисмарка с версальскими изменниками Карлу Марксу сообщал Иоганн Микель. Это человек, служивший во время франко-прусской войны и Коммуны у самого Бисмарка, во время революции 1848 года и затем в течение пяти лет принадлежал к подпольному обществу коммунистов, во главе которого стоял Карл Маркс. Во многих промышленных областях Германии в начале 50-х годов действовали члены этой организации, центр которой находился на Дин-стрит, 28, в убогом жилище изгнанника, бывшего редактора «Новой Рейнской газеты». К нему обращались за руководящими указаниями соратники Клейн из Золингена, Фриц Молль и многие другие. Иоганн Микель был одним из них.

«Я получал… информацию от правой руки Бисмарка, — писал Маркс одному знакомому профессору, — человека прежде (от 1848 и до 1853 г.) принадлежавшего к тайному обществу, руководителем которого был я. Этот человек знает, что у меня еще хранятся все отчеты, которые он посылал мне из Германии и о Германии. Он всецело зависит от моей скромности. Отсюда его постоянные старания доказать мне свои добрые намерения. Это — тот же самый человек, который, как я Вам говорил, предупредил меня, что Бисмарк решил меня арестовать, если я в этом году снова приеду к Кугельману в Ганновер.

Если бы Коммуна послушалась моих предостережений! Я советовал ее членам укрепить северную сторону Монмартра — прусскую сторону, и у них было еще время это сделать; я предсказал им, что иначе они окажутся в ловушке, я разоблачил им Пиа, Груссе и Везинье; я требовал, чтобы они немедленно прислали в Лондон все бумаги, компрометирующие членов (правительства) национальной обороны, чтобы таким образом до известной степени сдерживать неистовства врагов Коммуны, — тогда план версальцев был бы отчасти расстроен».

Фронт был в Париже везде. Борьба разгоралась — страшная, упорная, беспримерно героическая. По одну сторону баррикад были голодные, оборванные люди, терпящие недостаток во всем, начиная от оружия, медикаментов и хлеба, по другую — сытые, отлично экипированные и вооруженные полчища немецких солдат и французских реакционеров. Но коммунары поставили на карту самую жизнь. Что могло сравниться с ними по силе воли?

На площади Бланш батальон женщин под командой Луизы Мишель и Елизаветы Дмитриевой показал чудеса храбрости. Когда позицию уже невозможно было удерживать, батальон отошел на несколько сотен метров далее, на площадь Пигаль, где вновь сразился с неприятелем, и так отступал с одной баррикады, чтобы возобновить эту смертельную борьбу за следующим укрытием.

Великий коммунар генерал Домбровский погиб в дни «кровавой недели» 23 мая 1871 года. Он был смертельно ранен, когда верхом на коне под градом пуль объезжал баррикады.

— Думайте только о спасенье Республики, — прошептал он соратникам.

Едва весть о гибели Домбровского разнеслась по Парижу, на Монмартре внезапно смолкли пушки. Это канониры и бойцы оставили свои посты, чтобы проститься с любимым командиром. Тело героя Коммуны принесли в ратушу, в ту самую голубым штофом обитую комнату, где обычно заседала Коммуна и столько раз горячо и убедительно выступал замечательный полководец, единственным недостатком которого была чрезмерная отвага. Его военные познания, полученные в Академии Генерального штаба в Петербурге, очень пригодились и в дни польского восстания 1863 года и Парижской коммуне. Вдали от родины поляк Домбровский отдал свою жизнь за первую в мире пролетарскую революцию. Как и его друг Врублевский, он считал себя братом и защитником всех трудящихся мира.

Ночью при свете факелов тело Домбровского, обернутое в красное знамя, повезли на лафете к кладбищу Пер-Лашез. На площади Бастилии погребальный кортеж задержали коммунары. Они положили погибшего героя у подножья Июльской колонны и под звуки барабанов, бивших поход, совершили обряд последнего прощания, бережно целуя величавый лоб своего генерала. Никто из них не скрывал своих слез. В это же время к кладбищу из разных улиц тянулись десятки других погребальных дрог. Никаких украшений, кроме красных знамен и черного крепа, не было на них. Впереди шли, отбивая похоронную дробь, барабанщики. Позади играла музыка того легиона, к которому принадлежали павшие защитники Коммуны. Опустив ружья дулами вниз, шли проводить товарищей национальные гвардейцы. Одежда и их строгие лица были опалены порохом, бинты свидетельствовали о незаживших ранах. За дрогами медленно шествовали вдовы, сироты, друзья и рабочие делегации округа. Эти люди, как и те, кого они хоронили, с детства знали, что революция — это борьба не на жизнь, а на смерть. Их предки, такие же неимущие, умирали в годы первой революции, их отцы и матери бились и гибли в 1830 и 1848 годах. Многие из тех, кто был убит или расстрелян в дни поражения Коммуны, родились 23 года назад, когда мостовые Парижа пропитала кровь борцов июньских баррикад.