Карл Маркс: Капитал - [3]

Рабочие и фабричные контролеры заявляли протест по вопросам гигиены и морали, капитал отвечал:

На голову мою мои дела!

Я требую закона и уплаты.

Для доказательства того, что деньги являются радикальным уравнителем, Маркс цитирует речь из «Жизни Тимона Афинского» о деньгах как о «проститутке человеческого рода», затем вспоминает «Антигону» Софокла: «Деньги! Нет худшего проклятия над человеком / Это то, что разрушает города и разлучает человека с домом / Соблазняет и искушает исполненную благих намерений душу / Ведет по пути бесчестья и позора…» Экономисты с анахроничными моделями и категориями уподобляются Дон-Кихоту, который «расплачивался за свое ошибочное представление о том, что путешествие странствующего рыцаря было равным образом совместимо со всеми экономическими формами общества».

Ранние стремления Маркса относились к области литературы. Еще будучи студентом юридического факультета берлинского университета, он написал книгу стихов, стихотворную драму и даже роман «Скорпион и Феликс», набросок которого сделал быстро, в каком-то припадке лихорадочного каприза, находясь под очарованием «Тристрама Шенди» Стерна. Однако после этих экспериментов он признал свое поражение: «Вдруг, как по мановению волшебной палочки, — о, это мановение сначала показалось сокрушительным взрывом, — мне вдруг на миг открылось далекое царство истинной поэзии, подобное далекому сказочному дворцу. И все мои творения рассыпались в ничто… Завеса упала, моя святая святых оказалась разорванной на куски, и нужно было искать новых богов». Поскольку это состояние привело к расстройству, то доктор настоятельно рекомендовал Марксу длительный отдых на природе, после чего он, наконец, позволил себе поддаться сладкоголосому голосу Гегеля, недавно умершего профессора философии в Берлине, чье наследие породило бурные разногласия среди студентов и лекторов. В юности Гегель был идеалистом, поддерживающим Французскую революцию. Но затем он стал спокойным и уступчивым, считая, что воистину зрелый человек должен признавать «объективную необходимость и разумность мира, каковым он находит его». По Гегелю «Все, что реально — разумно», а поскольку Прусское государство было без сомнения реальным, ибо существовало, — то его консервативные поклонники утверждали, что именно поэтому оно должны быть рациональным и безупречным. Те, которые защищали его более ниспровергающую раннюю позицию — младогегельянцы — предпочитали цитировать вторую часть того изречения: «Все, что рационально — реально». Абсолютная монархия, укрепляемая блюстителями порядка и тайной полицией, была ощутимо иррациональна и, следовательно, нереальна, как мираж, который тут же исчезает, как только кто-то осмеливается коснуться его.

В университете Маркс всегда делал выписки из всех книг, которые читал, и эта привычка сохранилась у него навсегда. Список его чтения за этот период показывает рано развившийся масштаб интеллектуальных исследований. Во время написания работы по философии юриспруденции он изучил труд Винкельмана «История искусства», самостоятельно занимался английским и итальянским языками, переводил Тацита и «Риторику» Аристотеля, читал Фрэнсиса Бэкона и Реймаруса, чьей книгой о художественных инстинктах у животных восхищался. Именно этот эклектический и всеядный стиль исследования придает «Капиталу» чрезвычайную широту. Характеристика Демокрита, данная Марксом в его докторской диссертации на тему «Разница между философией Демокрита и Эпикура» выглядит в высшей степени как автопортрет: «Цицерон называет его образованным человеком — vir eruditus. Он сведущ в физике, этике, математике, в энциклопедических знаниях, в любом искусстве».

Некоторое время Маркс, казалось, не знал, как лучшим образом применить всю свою эрудицию. После получения докторской степени он хотел начать читать лекции по философии, но позже решил, что это ежедневное соседство и общение с профессорами будет невыносимым. «Кому бы понравились постоянные вынужденные беседы с интеллектуальными скунсами, с людьми, которые учатся только для того, чтобы находить новые тупики в каждом уголке мира». Кроме того, после окончания университета Маркс начинает обращать свои мысли от идеализма к материализму, от абстрактного к реальному. «Поскольку каждая философия есть квинтэссенция своей эпохи, — писал он в 1842 году, — то должно прийти время, когда философия не только внутренне, содержанием, но и внешне, формой, придет в соприкосновение и взаимодействие с реальным миром». Той весной он начал писать для новой либеральной газеты в Кельне — «Рейнише цайтунг», и через шесть месяцев его назначают редактором.

Журнальные статьи Маркса характеризуются безрассудной воинственностью, которая объясняет то, почему он провел большую часть своей взрослой жизни в изгнании и политической изоляции. Самая первая публикация представляла собой отчаянное нападение и на прусский абсолютизм, и на слабоумие его либеральных оппонентов. Не удовлетворяясь тем, что сделался врагом государства и его оппозиции одновременно, Карл выступил также и против своих старых товарищей, обвиняя младогегельянцев в «упрямстве и грубом поведении». Уже через два месяца после назначения Маркса редактором местный правитель обратился к министрам по цензуре в Берлине с просьбой наказать его за «дерзкую и неуважительную критику». Не кто иной, как русский царь Николай также просил прусского короля запретить «Рейнише цайтунг», обидевшись на обличительную речь антирусского характера. И газета своевременно, в марте 1843 года, была закрыта: уже в возрасте двадцати четырех лет Маркс владел пером, которое приводило в ярость коронованных особ Европы. Понимая, что в Пруссии у него нет будущего, он принимает приглашение переехать в Париж в качестве редактора нового «ссыльного» журнала для немцев — «Дойче-францозише ярбюхер». У него было только одно условие: «Я помолвлен и не могу, не должен и не хочу покидать Германию без моей невесты».