Карьера Никодима Дызмы - [61]

— Если б Коборово принадлежало ей, тогда — пожалуйста.

— Но ведь формально владелица она?

— Ну и что же? У Куницкого неограниченные полномочия.

— Полномочия можно аннулировать.

Никодим пожал плечами.

— Но векселей аннулировать нельзя.

Кшепицкий задумался и стал что-то насвистывать.

— Вот тут-то и закавыка! — заметил Дызма, Кшепицкий насвистывал, не унимаясь.

— Что у нас завтра? — опросил Никодим.

— Завтра?.. Ничего особенного. Ах да, есть приглашение в цирк. Большая сенсация: приехал чемпион мира по борьбе — забыл его фамилию, — он будет бороться с чемпионом Польши Велягой. Вы любите французскую борьбу?

— Конечно. Значит, идем? В котором часу?

— В восемь.

Попрощавшись с секретарем, Дызма отправился спать. Надевая пижаму, заметил на шее золотую звезду. Поскорей сиял ее, спрятал в спичечный коробок и сунул в письменный стол. Потом погасил свет и на всякий случай перекрестился.

На следующий день худшие опасения оправдались. В час явился Бочек. Вел он себя крайне самоуверенно. От него разило водкой.

Дызма изменил тактику.

Подал Бочеку руку, придвинул стул, вежливо осведомился, чем может быть ему полезен. И тут уж Бочек ни в словах, ли в жестах стесняться не стал. Дошел даже до такой фамильярности, что хлопнул председателя по плечу.

Это было уже слишком. Дызма вскочил со стула и рявкнул:

— Вон! Сволочь! Вон!

Бочек поглядел на него с насмешкой и поднялся.

— Попомнишь еще меня, ишь ты, шишка какая!

— Чего тебе от меня надо? Денег, мерзавец, хочешь? — кипятился Дызма.

Бочек пожал плечами.

— Деньги тоже пригодятся.

— У-у… Сволочь!..

Никодим достал двадцать злотых, подумав, добавил еще двадцать.

— Чего вы горячитесь, пан Никодим, — примирительно начал Бочек, — я вам никакого зла не делаю…

— Не делаю, не делаю… А чего язык распускаешь при секретаре?

Бочек сел.

— Пан Никодим, не лучше ли жить в мире? Вы мне поможете, а я вам вредить не буду…

— Разве не устроил я тебя на работу?

— Какая это работа, — дожал плечами Бочек, — восемь часов маешься из-за каких-то несчастных четырехсот злотых. Да еще грохот такой, что нервы сдают. Нет, это не для меня.

— Может, тебя министром назначить, а? — ухмыльнулся Дызма.

— Не смейтесь, паи Никодим, — разве вас не сделали председателем правления?

— Потому что у меня есть голова на плечах, понимаешь — голова!

— У каждого своя голова. А я так думаю: если вы председатель, то мне, вашему бывшему начальнику, просто неудобно получать меньше, чем восемьсот злотых.

— Ошалел, Бочек? Восемьсот злотых… Да кто ж это тебе даст?

— Бросьте вилять! Захотите — найдутся такие, что предложат.

В глазах Дызмы сверкнула ненависть. Он принял решение.

— Ну ладно, пан Бочек, я вижу, что мне придется… гм… вижу, что смогу устроить вас заместителем директора государственных винных складов… Хотите?

— Так-то, пожалуй, лучше. Может, и квартиру дадут. Ведь семью придется выписать.

— Конечно, и квартиру дадут. Хорошая квартира, четыре комнаты с кухней, отопление и освещение бесплатные.

— А жалованье?

— Жалованье около тысячи злотых. Бочек растрогался. Встал, обнял Дызму.

— Эх, пан Никодим, мы с вами земляки, из одних краев, значит должны помогать друг другу.

— Конечно…

— Я вам всегда был другом. Кое-кто сторонился, говорили, дескать, внебрачный ребенок, подкидыш…

— Перестань, черт тебя возьми!

— Так я же говорю: кое-кто… да что там, весь Лысков был против вас, а я вас даже в своем доме принимал…

— Велика честь, подумаешь, — и Дызма презрительно хмыкнул.

— Когда-то велика была, — флегматично заметил Бочек, — чего спорить?

Никодим нахмурился и помрачнел. Напоминание о том, что он подкидыш, было больнее всего. И вдруг он с ужасающей ясностью понял, что им обоим, ему и Бочеку, в Варшаве тесно… Да и не только в Варшаве.

Ах, если бы мог Бочек прочесть мысли своего прежнего помощника! Радость исчезла бы с его лица.

— Вот что, пан Бочек, — начал Дызма, — приходите завтра и приносите документы, все, какие есть, потому что выхлопотать вам такую должность — дело нешуточное. Немало придется похлопотать, прежде чем докажешь, что вы годитесь в заместители директора.

— Большое спасибо, вы не пожалеете об этом, пан Никодим.

— Знаю, что не пожалею, — буркнул Никодим. — Теперь еще одно: никому об этом ни слова, а то на это место набежит сто желающих. Поняли?

— Конечно, понял.

— Ну, тогда все. Завтра в одиннадцать.

В дверь постучали, и на пороге показался Кшепицкий. Бочек лукаво подмигнул Дызме и поклонился так низко, как только позволила ему его туша.

— Мое почтение, пан председатель. Все будет выполнено.

— До свидания, можете идти.

От Никодима не ускользнуло, что Кшепицкий, делая вид, будто просматривает принесенные с собой бумаги, незаметно наблюдает за Бочеком.

— Ну, как там, пан Кшепицкий?

— Все в порядке. Вот приглашение в цирк.

— Ах, да. Стало быть, едем.

— Звонила еще графиня Чарская, но я сказал ей, что вы заняты.

— Жаль.

— Хе-хе-хе… Понимаю. Эти девицы Чарские — девочки будь здоров… В прошлом году…

Он не кончил, потому что в кабинет, не закрыв за собой дверь, вихрем влетел Вареда.

— Привет, Никусь! Где тебя черти носят?

— Как поживаешь, Вацусь? Кшепицкий поклонился и вышел.

— Знаешь, я завернул к тебе, потому что подумал — не пойдешь ли ты сегодня в цирк: приехал этот Тракко — самый сильный человек на свете, будет бороться с нашим чемпионом Велягой.