Кардинал Ришелье - [142]

В другой раз Сен-Мар пытался поучать маршала Ламейре и вновь был отчитан королем в присутствии посторонних. «Как Вы, кто ничего толком не видел, можете спорить с человеком, имеющим такой богатый военный опыт?» — раздраженно заметил Людовик XIII. Едва скрывая ярость, месье Главный позволил себе ответить дерзостью: «Сир, когда обладаешь здравым смыслом и знаниями, понятно даже то, чего ты не видел».

Именно там, под Перпиньяном, между королем и его фаворитом произошло ухудшение отношений. Людовик XIII в порыве откровенности признался капитану мушкетеров де Фаберу: «Вот уже шесть месяцев как меня от него тошнит… Нет человека, более погрязшего в пороках и более нетерпимого. Это самое неблагодарное существо на свете. Он заставлял меня целыми часами ждать в карете, пока сам распутничал. На расходы его не хватило бы целого государства. У него сейчас не менее трехсот пар сапог»*.

Неприязнь короля к Сен-Мару усилилась и в связи с непрекращавшимися попытками фаворита дискредитировать первого министра. В разговоре все с тем же Фабером, которого в недалеком будущем ожидал маршальский жезл, Людовик XIII как-то спросил:

«На самом же деле, — замечает в связи с этим Таллеман де Рео, — месье Главному наскучила нелепая жизнь, которую вел король, и. быть может, еще пуще того его ласки».

— Я знаю, что моя армия разделена на две фракции — роялистов и кардиналистов. К какой из них принадлежите вы?

— К кардинальской, Сир, — не моргнув глазом, ответил бравый мушкетер, — поскольку партия кардинала — это Ваша партия.

Говорят, что изречение истины — привилегия младенцев. В данном случае она была вложена в уста капитана мушкетеров. Сам Ришелье не мог бы сказать лучше.

С целью выяснения обстановки в окружении короля кардинал направил из Нарбонна в Коллиур одного из своих помощников — государственного секретаря Сюбле де Нуайе. В письмах из Коллиура Нуайе сообщает, что король как никогда расположен к своему министру и с трудом обходится без него. Государственный секретарь советует Ришелье не мешкать с отъездом в ставку короля и взять в свои руки осаду Перпиньяна. Однако кардинал не только не следует этому совету, но принимает неожиданное решение: покидает Нарбонн и едет в Тараскон, расположенный поблизости от папского города Авиньон.

Решение Ришелье объяснялось резким ухудшением здоровья. Врачи настоятельно советовали кардиналу сменить влажный климат Нарбонна. По всей видимости, сам Ришелье готовился к худшему исходу. Иначе трудно объяснить составление им второго в своей жизни завещания. 8 мая 1642 г. он пишет в письме к Нуайе: «Этой ночью я жестоко страдал от ревматических болей. Врачи считают необходимым пустить кровь, правда, опасаются перерезать вены. Я в руках Господа и очень хотел бы закончить составление своего завещания, но не могу это сделать без Вас, а Вы не можете приехать до тех пор, пока не будет покончено с Перпиньяном». К страданиям телесным добавляется мания преследования, кардиналу кажется, что его должны убить по приказу короля. 23 мая Ришелье пишет Людовику XIII письмо, полное смятения. Реальность причудливо переплеталась с картинами, рисуемыми болезненным воображением. Ришелье предупреждает Людовика XIII о заговоре, в который вовлечены люди из его окружения, связанные с Мадридом, Брюсселем и Веной. Правда, он не может пока предоставить неопровержимых улик.

Король отвечает ему 4 июня, стараясь по возможности рассеять беспокойство своего министра. «Ходят какие-то ложные слухи, — пишет он. — Заверяю Вас, что люблю Вас, как никогда. Мы слишком долго были вместе, чтобы когда-нибудь разлучиться».

А Ришелье 23 мая диктует завещание. Он просит похоронить его в новой, отстроенной по его распоряжению церкви Сорбонны. Все свои наличные средства[24] завещает герцогине д'Эгийон и Нуайе. Герцогство и титул Ришелье хочет передать внучатому племяннику Арману де Виньеро, а герцогство и пэрство Фронзак — Арману де Мейе-Брезе, своему племяннику. Ришелье подтверждает передачу принадлежащего ему Пале-Кардиналь в дар Людовику XIII. Завещание Ришелье, соответствующим образом заверенное, составляло шестнадцать с половиной страниц.

* * *

Кардинал был возвращен к жизни, но не стараниями докторов и благодатным климатом Тараскона, а… Анной Австрийской.

7 июня 1642 г. доверенный человек королевы барон де Брассак доставил умирающему Ришелье текст хранившегося у нее тайного договора Гастона Орлеанского с Испанией и сопроводительное письмо, в котором Анна Австрийская заверяла кардинала, что отныне намерена «быть в его партии, зная, что Его Высокопреосвященство также поддержит ее и не оставит своей помощью».

Привезенные бумаги явились тем бальзамом, который сотворил чудо. Приговоренный докторами больной через несколько дней встал с постели и обнаружил живой интерес к делам. Один из секретарей министра-кардинала — Шарпантье впоследствии рассказывал, что его господин безмолвно и отрешенно лежал в постели, когда он передал ему бумаги, доставленные Брассаком из Парижа. Через несколько минут Шарпантье услышал крик из спальни Ришелье: «Прикажите подать мне горячий бульон, я весь дрожу!» Секретарь бросился исполнять просьбу кардинала, а когда вернулся с чашкой бульона, то застал министра с воздетыми к потолку руками. «О Господи! — взывал Ришелье вернувшимся к нему громким голосом. — Позаботься об этом королевстве и обо мне!» Затем, обратившись к Шарпантье, попросил сделать несколько копий с этого бесценного документа. И немедленно направил к королю своего любимца и воспитанника — государственного секретаря Шавиньи в сопровождении внушительной охраны.